Форум » Книги & Массмедиа. Литературная страница » Рассказы Альбины Гарбуновой » Ответить
Рассказы Альбины Гарбуновой
ommaolga: Хочу представить замечательные рассказы Альбины Гарбуновой. "Эллегия" опубликован в Латвии в журнале "Люблю" в марте 2008. Альбина Гарбунова Элегия Беата медленно шла по коридору гимназии. Только что закончилось последнее заседание родительского комитета. Через месяц Макс сдаст экзамены, окончит гимназию и уйдет на год в армию. Таков порядок в Германии: сначала служба, потом университет. Это, однако, ничего для нее не меняет. Все едино: сын вырос и очень скоро она останется одна. Грустно… Муж? О, да, муж есть. Формально. Семь лет назад получил хорошую работу на Западе. Первое время приезжал домой каждую неделю, говорил, что как только найдет подходящее жилье, так тут же заберет их к себе. Потом стал приезжать реже и рассказывал, как он ремонтирует и обставляет для них большую квартиру. Сначала Беата верила каждому его слову, потом делала вид, что верит. А теперь не делает ни того, ни другого, т.к. муж появляется только два раза в году: перед Рождеством и днем рождения Макса. Привозит подарки, ночует в гостиной и на следующий день уезжает. Деньги аккуратно переводит на банковский счет Беаты. Свои редкие визиты объясняет тем, что много работает, устает, да и постарел, дескать. Об их переезде не говорит больше ни слова. Беата тоже молчит. Она уже давно поняла, что муж ее, вернувшись там, на Западе, вечером из офиса, не скучает в одиночестве в большой и хорошо обставленной квартире. Да и Макс, проводивший обычно с удовольствием каникулы у отца, пару лет назад категорически отказался ехать к нему, на телефонные звонки отвечал сухо и запирался в своей комнате, когда отец приезжал их навестить. Разговора об официальном разводе Беата с мужем не начинала, ей было все равно: что так одна, что эдак – одна. Мужа этот вариант тоже, судя по всему, устраивал. Однажды только сказал, что если Беата захочет как-то по-другому устроить свою личную жизнь, то он препятствовать этому не станет. Да какая там личная жизнь! Макс все эти годы был ее личной жизнью. А теперь сын стал взрослым и должен искать свой путь. Беата вышла из школы. Весна превращалась в лето, тянуло вечерней прохладой и тонким запахом цветущих пионов. Вдруг до нее долетела тихая мелодия. Беата прислушалась, быстро развернулась и пошла назад. Остановилась у двери актового зала, взялась за ручку, но войти не решалась. Тяжелые аккорды то медленно падали и громоздились друг на друга, словно ледяные торосы, то, вдруг затихали, уступая место светлой печальной мелодии. Кто-то изумительно хорошо играл на рояле «Элегию» Рахманинова. Беате нестерпимо захотелось увидеть исполнителя или исполнительницу. Хотя нет, она точно знала, что женщина играла бы это по-другому. Уж она-то в этом разбиралась: это было мужское исполнение. Беата бесшумно проскользнула в дверь и опустилась в ближайшее кресло в последнем ряду. Пианист сидел к ней боком и был поглощен игрой. Вся его прямая статная фигура подалась к роялю. Руки, нависнув над клавиатурой, казалось, обнимали ее страстно и нежно. Движения пальцев в сумраке были неразличимы, и потому казалось, что исходившая из инструмента музыка рождалась именно из этих объятий. Мелодия затихла. Пианист опустил на грудь свою белую голову и несколько минут сидел без движения. Потом встал и, повернувшись лицом к залу, поклонился. Беата вскочила со своего места, зааплодировала и подошла к сцене. «Где-то я его видела», - мелькнуло в ее голове. - Вам, действительно, понравилось? – спросил пианист. - О, да! – ответила Беата. – Жаль, что у меня сейчас нет для вас цветов. Но я обязательно приду с цветами на ваш концерт. Вы ведь пианист из России? Пианист, вдруг, сник и сгорбился. - Был… Когда-то…, - произнес он и пошел к роялю. Он растерянно собрал ноты и сунул их в потрепанный кожаный портфель с оторванной ручкой. Потом нервно зажал его под мышкой и двинулся со сцены. Беата изумленно смотрела на пианиста, совершенно не понимая столь разительной перемены в его настроении. - Я вас чем-то обидела? – спросила она его, когда он спустился со сцены и поравнялся с ней, направляясь к выходу. - Нет-нет, я сам себя обидел. А заодно и самых близких мне людей… - сказал он грустно, остановился и сел в ближайшее кресло. Беата села рядом. Они долго молчали, потом пианист заговорил: - Я был профессором Ленинградской консерватории. У меня была семья: жена, дочь. Он опять замолчал. - С ними что-то случилось? – участливо спросила Беата. - С ними, слава богу, все в порядке. Это со мной случилось, - тихо сказал он. – Студентка у меня появилась. Молодая, красивая. До этого я всегда смеялся, когда говорили, что «седина в бороду – бес в ребро». А тут самого бес попутал: влюбился, как мальчишка. Жена моя, Наташа, развод давать не хотела, все говорила: «Не торопись, поживи с ней, если у вас получится – неволить не буду». Но я ж упрямый. Да и студентка моя напирала: «Поженимся и в Германию уедем!» Я ведь еврей. Кстати, простите, не представился. Он встал, поклонился и подал женщине руку: - Михаил Коган. - Беата, - приподнявшись с кресла, сказала она и пожала его большую теплую ладонь. Они снова сели. - Женился я на студентке. Через год уехали в Германию. Языка не знаю, работы нет. Разве такой муж нужен молодой женщине? Встретила она здесь успешного врача, увела его у жены, родила ему ребенка… Он снова надолго замолчал. - А что ваша жена? Она ведь, судя по вашему рассказу, мудрая женщина… Может вернуться? – спросила Беата. - Наташа? – словно очнулся Михаил. – Так ведь мудрые женщины долго одинокими не бывают. Недавно она тоже вышла замуж. Счастлива она. Не могу я снова ее судьбу ломать. - А дочь? – опять спросила Беата. - Дочь взрослая уже. Она долго не могла простить мне предательства. Лишь полгода назад впервые позвонила. Глаза его, вдруг, потеплели, и голос стал совсем мягким: - Внучка у меня родилась. Дед я уже, - гордо сказал он и, вздохнув, тихо добавил: - Дед, а ума так и не нажил. Он встал. - Пора. Скоро вахтер придет зал закрывать. Разрешили мне здесь заниматься по вечерам. Своего инструмента у меня пока нет. Они вышли на улицу. Беата жила в частном доме в двух кварталах от гимназии. Михаилу было по пути. Молча, они дошли до ее дома и распрощались. Ночью Беате не спалось. То она пыталась вспомнить, где видела этого пианиста, то, вдруг, переключалась на его первую жену и находила в ее и своей судьбе много общего. Даже их дети повели себя одинаково: не могли простить своим отцам ухода из семьи. Она все время пыталась представить, что она сделает, если ее муж однажды позвонит и позовет их к себе. Поедет или не поедет? Сможет она простить и переступить через прошлое? Простит ли Макс своего отца? Беата, щадя чувства сына, никогда не говорила с ним на эту тему, а тут, вдруг, решилась: Максу уже 19, он уже и сам себе подружку завел. - Послушай, сынок, если случится так, что отец позовет нас жить к себе, ты простишь его? – спросила она Макса за завтраком. - Нет, мама, - категорично ответил сын. . - Но почему? Человеку же свойственно ошибаться. Отец тоже, вероятно, совершил ошибку, - сказала Беата. - Скажи, мама, ты могла бы пару лет назад родить мне брата или сестру? – задал ей совершенно неожиданный вопрос Макс. - Почему бы и нет. Я бы и раньше это с удовольствием сделала, да отец не хотел, - ответила она и с удивлением посмотрела на сына. - А та, другая, родила, - почти выкрикнул Макс со слезами в голосе, потом, проглотив подступивший к горлу комок, тихо добавил: - Я не хотел тебе об этом говорить… Беата посмотрела на сына и поразилась: перед ней сидел совершенно взрослый мужчина. Макс отодвинул в сторону чашку с недопитым кофе и положил свою руку на руку матери: - Нашла бы и ты себе приличного мужчину, а то я скоро в армию… Плохо тебе будет одной, - заглядывая ей в глаза, сказал Макс. Беата ничего на это не ответила. Проводила Макса до двери и засобиралась на работу. Она открыла шкаф и увидела лежащий в углу новенький портфель, подаренный ей коллегами в день, когда она стала начальником отдела. Подарок был, конечно, чисто символическим, ведь никто из их офиса никуда бумаги в портфеле не носил, все давно уже пересылалось электронной почтой. Беата взяла портфель в руки: легкий, кожаный, качественно сработан, ручка удобная. «Для нот вполне пригоден», - подумала. После работы купила букет цветов и подъехала к гимназии. Актовый зал был открыт, но пуст. Беата положила на рояль портфель и цветы, и, почему-то заспешив, вышла из зала. Дома в прихожей она обнаружила ключи Макса. «Опять забыл. Ну, ничего, я сегодня никуда не пойду, - открою», - подумала Беата. Она приготовила ужин, полистала свежие газеты и журналы и отправилась поливать цветы. В гостиной грустно посмотрела на свой рояль, стоявший уже лет пять зачехленным. «Давно я к нему не подходила, - подумала она и услышала звонок в дверь. – А вот и Макс». Беата поставила на пол лейку и пошла открывать. Но на пороге стоял вовсе не сын, а Михаил. В одной руке он держал новенький портфель с нотами, а в другой бутылку вина. - Простите за поздний визит и за то, что я без предупреждения. Я пришел лишь для того, чтобы поблагодарить вас за портфель и за цветы, - произнес он смутившись. - Да вы не стойте в дверях, проходите, - засуетилась Беата, и тут зазвонил телефон. - Простите, я на секундочку, - сказала Беата и, прихватив с пола лейку, пошла к телефону. Звонил Макс, просил не волноваться: у подруги вечеринка по случаю дня рождения, и он придет поздно. «Хороший муж кому-то будет. Если сейчас обо мне заботится – позаботится потом и о семье», - подумала Беата, взяла из шкафа пару фужеров и вернулась в гостиную. Михаил стоял возле рояля. - Вы разрешите посмотреть? – спросил он. - Да, конечно. Снимайте чехол, - сказала Беата. – На нем уже сто лет никто не играл. Наверное, расстроен. Михаил поднял крышку, открыл клавиатуру и пробежался пальцами по клавишам. - Совсем неплохо. Я, вообще-то, ваш должник, а на концерт пригласить не могу. Если позволите, я вам сейчас поиграю… - Да-да, конечно, - сказала Беата и, предвкушая удовольствие, устроилась на диване. Сначала Михаил играл Шумана, потом Брамса После прелюдии Рахманинова встал из-за рояля и поклонился. Беата зааплодировала. - Спасибо, - сказала она взволнованно. – Вы доставили мне истинное наслаждение. Садитесь вот сюда, в кресло. Я сейчас принесу штопор, и мы немного выпьем. За ужином Беата рассказывала о том, что ее отец тоже преподавал музыку, и даже она в юности собиралась стать пианисткой, но потом модная в те времена химия перевесила. Что она училась два года в Москве по студенческому обмену, и старалась не пропустить ни одного концерта в зале консерватории. Что у нее до сих пор где-то хранятся концертные программки. Потом вспомнила о том, как познакомилась на химическом заводе со своим мужем, как строили они этот дом, и как после объединения Германии завод закрылся и они потеряли работу. Как она довольно быстро нашла место в бюро, а муж уехал работать на запад и там обзавелся новой семьей. Она рассказывала и сама при этом удивлялась тому, до чего же просто и легко ей общаться с этим едва знакомым человеком. Потом Михаил снова сел к роялю. - Что вам сыграть? – спросил он. - «Элегию» Рахманинова, - не задумываясь, ответила она. Когда Михаил ушел, Беата перемыла посуду и зашла в кабинет, служивший одновременно и библиотекой и семейным архивом. На часах было одиннадцать. Не было никакого смысла ложиться спать: в любую минуту мог вернуться Макс. Беата сняла с верхней полки запылившуюся коробку, подняла крышу. Старые концертные программки лежали сверху. Она вытаскивала их одну за другой, и вдруг прочла: Михаил Коган… Вот где она его видела! Прошло два года. Макс, отслужив в армии, поступил в университет в том городе, куда некогда уехал его отец. Живет в студенческом общежитии, но отца и младшего брата навещает регулярно. Матери он часто звонит и проводит у нее каникулы. Он хорошо поладил с ее мужем Михаилом Коганом, который снова стал концертирующим пианистом. Беата независимо от обстоятельств бывает на всех его концертах. Слушатели высоко ценят его талант и всегда просят сыграть еще что-нибудь. И пианист никогда им не отказывает: он снова садится за рояль и играет «Элегию» Рахманинова. Для всех, но прежде всего для той, которая слушает и смотрит на него как тогда в гимназии, с последнего ряда…
Ответов - 34, стр:
1 2 All
albatros57: "Как хороши, как свежи были... и т.д." maria, спасибо!
ommaolga: Альбина Гарбунова Безопасный секс Знакомая у меня одна есть. Леркой зовут. Валерией, значит. Нога у нее недавно заболела. И прямо ни с чего: легла спать здоровой, проснулась утром – на ногу не ступить. Пару часов промаялась, потом говорит мужу: «Вези к врачу, не могу больше терпеть». Ну, в Германии, вы уже, наверное, знаете, нужно быть очень предусмотрительным и хотя бы на три месяца вперед предвидеть, что с тобой может случиться, и все визиты к врачу заранее заказать. Поскольку знакомая моя даром ясновидения не обладает, то пришлось ей отправляться на станцию неотложной помощи. А там в этот момент только хирург был свободен. Узнав, что болящая нога правая, он, первым делом диагностировал ей острое воспаление аппендикса, на что моя знакомая возмутилась, резонно заметив, что аппендикс ей месяц назад удалили, и, сколь бы она ни была далека от медицины, однако никогда в жизни не слышала, чтобы он отрастал снова, будто хвост у ящерицы, тем более за такой короткий срок. Эскулап почесал затылок и сказал: «Убедили. Ложитесь. Я посмотрю, может быть, как раз недавняя операция и явилась причиной ваших болей». Он пощупал ей живот, на котором еще были видны три малюсеньких красных шрама. Потом поподнимал и посгибал ей ногу. Не больно. Попросил перевернуться на живот и снова взялся за ногу. Но стоило ему только приподнять ее немного, Лерка заорала от боли благим матом. - Понятно. Это к травматологу. Вставайте, - сказал он и пошел мыть руки. А травматолог собирал в это время какой-то сложный перелом, и к нему была очередь. И, прежде чем Лерка услышала свою фамилию, она успела прочитать несколько научно-популярных медицинских журналов, в каждом из которых было три-четыре листа рекламы презервативов с выразительной надписью: «Безопасный секс – это важно!». Стройный подтянутый травматолог лет сорока сочувственно посмотрел на проковылявшую по его кабинету симпатичную женщину. - Упали? – спросил он. - Нет, - возразила Лерка. - Оступились? - предположил врач и помог ей присесть на кушетку. - Нет, - отрицательно замотала головой Лерка. - Как же тогда это случилось? - Понятия не имею. Легла спать здоровой, проснулась больной, - недоумевала она. - Секс был? – буднично спросил травматолог. - А это тут при чем? – удивилась Лерка. - Ну, был. - А муж толстый? – не обращая на Лерку внимания, продолжал допытываться врач. - Толстый. Может быть, Вам еще его рост, вес, а также номер банковского счета и PIN-код назвать? – возмущенно спросила она. - Нет, это мне ни к чему, а вот Вашу позу знать необходимо, - спокойно ответил доктор. - К-к-а-а кую позу? – аж начала вдруг заикаться Лерка. - Сексуальную, - невозмутимо ответил травматолог. – А хотя и так понятно. Раздевайтесь. - Зачем?- покраснела от смущения Лерка. - Тазобедренный сустав вправлять буду, - сказал врач. Лерка нехотя подчинилась. Морщась от боли, неуклюже стянула с себя брюки и колготки. - Сейчас полегчает, - ласково сказал травматолог и указательным пальцем щелкнул резинкой ее трусиков. – Это тоже. Пришлось расстаться и с ними. - А теперь лягте на спину и расслабьтесь, - все также спокойно попросил врач и подошел к Лерке. Он осмотрел сустав, потом приподнял ей немного ногу, как-то покрутил ею, потом немного дернул, нажав при этом на бедро, - и боль тихонько отступила. - Вставайте аккуратненько и одевайтесь, - сказал доктор и, придерживая за плечи, помог ей подняться. – Голова не кружится? – участливо спросил он. - Да вроде нет. И нога успокоилась, - улыбнулась в ответ Лерка. - Ну, вот и хорошо. А вашему мужу необходимо похудеть: у вас слишком хрупкое телосложение. Рад был с вами познакомиться, - сказал на прощание доктор и проводил ее до двери. Лерка бодро зашагала к машине, в которой терпеливо ожидал ее муж. - Ну, что сказал врач? – спросил он обеспокоено. - Что тебе худеть нужно… - А я-то тут при чем? – удивился муж. - Да вывих бедра у меня от твоего живота… - Что, врач прямо так и сказал? - Так и сказал, что такой секс опасен для моего хрупкого организма, - не моргнув глазом, слегка переиначила слова врача Лерка. - Придется сесть на диету, - тяжело вздохнул муж и повез Лерку домой. Но сами понимаете, похудание – процесс долгий, а секса хочется всегда. Короче, у нее опять случился вывих. И по какому-то неумолимому стечению обстоятельств Лерка снова попала к тому же травматологу. Тот встретил ее как старую знакомую, помог разуться, раздеться и лечь на кушетку. Гораздо дольше, чем в первый раз осматривал тазобедренный сустав и несколько раз принимался его ощупывать. Но потом, будто бы что-то для себя решив, ловко приподнял Леркину ногу, повернул, дернул, нажал и устранил вывих. Потом подумал немного и сказал: - Вообще-то не в моих правилах вмешиваться в частную жизнь пациентов, но для вас же будет лучше, если вы сами позаботитесь о безопасности секса. - И каким же образом? – спросила Лерка. - Вам необходим массаж для укрепления мышц. - И кто же мне его назначит? – снова полюбопытствовала она. - Да я и назначу после того, как тщательно обследую ваш сустав у себя в ортопедическом кабинете, - ответил доктор и написал на визитной карточке дату и время визита. - Через неделю в это же время вас устроит? - Да, вполне, - ответила, пожав плечами, Лерка. - Вот и замечательно. Только постарайтесь в это время избежать нового вывиха, - сказал травматолог, провожая ее до двери. Лерке не трудно было выполнить совет доктора, т.к. ее муж в тот же день уехал на месяц в командировку. Обследование тазобедренного сустава показало, что Леркин случай столь необычен и редок, что доверить массаж простому массажисту травматолог никак не мог и согласен был делать его собственноручно. Правда, в этом деле был некий важный нюанс, способный сильно повлиять на качество процедуры: после массажа нужно было часок полежать, а ортопедический кабинет подобным сервисом не располагал. Поэтому решено было прямо тем же вечером массировать Леркино бедро у нее дома. Лерка приготовила ужин, травматолог явился с цветами и бутылкой хорошего вина. Ужин и массаж явно затянулись и, чтобы не сидеть за рулем вместе с промилле и не создавать работу своим коллегам, доктор заночевал у радушной хозяйки. А утром, снова помассировав Леркино бедро и подав ей в постель чашечку кофе, чтобы она, не дай бог, не вставала после массажа, поцеловал ее нежно и уехал на станцию неотложной помощи собирать сложные переломы и вправлять вывихи. Мне осталось только добавить, что на днях Лерка переехала жить к доктору. Почему? Ну, во-первых, вернувшийся муж не похудел даже за время командировки, а во-вторых, после массажа, по совету травматолога, нужно хотя бы час оставаться в постели. А Лерка тщательно выполняет все его предписания: ведь безопасный секс – это важно. И презервативы тут ни при чём. Рассказ публиковался в феврале 2008 в журнале " Люблю" Латвия.
albatros57: *PRIVAT*
spack: albatros57 Я ответил Вам в ЛС. Прочтите. Жду Вашей реакции.
Наталия: ommaolga Такие цветы на форуме может дарить только Silvester!
silvester: ommaolga пишет: Мне осталось только добавить, что на днях Лерка переехала жить к доктору. Мой сосед по площадке(В Казахстане) в данном ситуации сказал бы, что менять один орган на другой- только время терять. Так он философски стал рассуждать, когда его жена на время ушла к любовнику, но потом опять вернулась домой. Наталия Такие цветы на форуме может дарить только maria
ommaolga: silvester Мне лестно, что меня цитируют,но к сожалению это не мои слова. Я только даю всем возможность познакомиться с замечательными творениями Альбины Гарбуновой. Очень благодарна Вам,Наталье и всем не оставшимся равнодушными и откликнувшимся. А то, что Вы вспомнили своего соседа по площадке, говорит только о том,что сюжеты в рассказах взяты из жизни. За прекрасные цветы ещё много раз спасибо. С уважением и благодарностью ommaolga.
ommaolga: Альбина Гарбунова Ruhezeit или тихий час в Германии Недавно мы на другую квартиру переехали. Но прежде, чем рассказывать, как дело было, придется мне краткий курс немецкого языка вам преподать, т.к. Ruhezeit это не какой-нибудь там обрусевший бутерброд или бухгалтер, про который все всё знают. Ruhezeit – это «время покоя». Только опять же таки это никакого отношения к словосочетанию «вышел на покой», т.е. на пенсию не имеет. Ruhezeit – это всего лишь время с 13-ти до 15-ти ежедневно, когда в квартире, в которой живешь, нельзя шуметь. Что-то вроде тихого часа по-нашему. Но это тоже не значит, что ты должен передвигаться строго на цыпочках, разговаривать шепотом и дышать через раз. Просто не рекомендуется в это время, например, петь хором «Ревела буря, гром гремел», разучивать на рояле «Революционный» этюд Шопена, плясать «Гопака», забивать гвозди или сверлить дрелью дырки в стенах. А в остальном – живи себе, как жил до Ruhezeit’а. Встретится в моем дальнейшем повествовании еще пара немецких слов, без которых мне будет просто невозможно обойтись. И вовсе не потому, что я так уж прямо онемечилась за несколько лет жизни в Германии, а по причине отсутствия понятных русских соответствий. Помните, как у Пушкина про «панталоны, фрак жилет»? Вот так и тут: «Всех этих слов на русском нет». Скажем, муж мой работает Hausmeister’ом. Большинство словарей переводят это слово как завхоз. Ну, тот самый, который покупает гвозди и краску для завода или школы. Или как комендант, или еще лучше – как дворник. В Германии же Hausmeister – это человек, который поддерживает хозяйство дома в порядке. В его ведении находятся электричество, отопление, водопровод, сигнализация, двери, окна, мебель и так далее. Он во всем этом разбирается и может в случае поломки отремонтировать. Короче говоря, Hausmeister – это на все руки мастер. И еще одна жутко важная германская реалия: Hausordnung. Даже тому, кто учил немецкий язык только по советским фильмам про войну, знакома вторая часть слова. И все точно знают его перевод. Ну да, тот самый знаменитый немецкий порядок. Однако все слово значит вовсе не «домашний порядок», а «распорядок проживания в доме». В каждом договоре о найме квартиры есть листок с этим самым Hausordnung’ом. Там и про Ruhezeit написано и про то, что нельзя с верхнего балкона кидать мусор к соседу на нижний, и что собачку выгуливать нужно не на лестничной площадке, а на лужайке за домом. Все, теперь, когда немецкий язык вами освоен, можно и о наболевшем рассказать. Дому, в котором мы прежде жили, в обед сто лет стукнуло. Городские власти решили его сносить, а нам, соответственно, предложили подыскать другую квартиру. Что мы и сделали и аккурат перед Новым годом перевезли в нее свое драгоценное барахло. Представляете: по периметру каждой комнаты доски разобранных шкафов, в середине – штабеля картонных коробок с содержимым этих самых шкафов. На кухне неподключенная к газу плита и не имеющая ничего общего с водопроводом и канализацией мойка. И среди всего это – мой муж, вооруженный до зубов всеми мыслимыми инструментами и с засученными рукавами. А тут как раз Ruhezeit и шуметь нельзя. Но он хорошо знает Hausordnung, и, стойко дотерпев до 15-ти часов, ринулся в бой и до вечера собрал всю кухню и самую функциональную часть спальни. Мы поужинали, чем бог послал, и замертво упали в постель. Следующим днем была суббота. До обеда мы собирали шкафы, чтобы во время Ruhezeit’а я могла возвратить все вещи на их насиженные места, и таким образом освободить комнаты от коробок. Это было совершенно необходимо, чтобы со стремянкой и инструментами подобраться к потолку возле окна и прикрутить туда карниз. Спать без штор было как-то уж совсем неуютно. И вовсе не потому, что я смущаюсь недремлющего ока какого-нибудь любопытствующего с биноклем (в конце концов, ничего такого, чего нет на теле у других людей, он у меня не обнаружит), а потому, что плохо сплю при полной луне. А она, как на грех, в этот момент стремительно округлялась. Короче говоря, к четырем пополудни муж унес в подвал последний опустошенный и сложенный в блин картонный ящик, подключил дрель и пылесос и взобрался на стремянку. Он примерил карниз и наметил на потолке места для сверления. Потом взял профессиональный Bosch и спокойно принялся за дело. Мощный бур прилежно проделал шесть запланированных отверстий. Но тут раздался громкий стук в дверь. Муж спустился со стремянки и с дрелью наперевес пошел открывать. На пороге стоял сосед снизу. Увидев вооруженного Bosch’ем мужа, он отпрянул назад. - Значит, это вы тут шумите! - гневно заключил посетитель. - Мы, - не счел достойным отрицать муж. – Вчера переехали, обустраиваемся, - добавил он. -Вы не соблюдаете Ruhezeit! – продолжал возмущаться сосед. Муж поднес к его глазам еще не повешенные, стоявшие на полу большие настенные часы. - Половина пятого. Ruhezeit уже закончился. - Но сегодня суббота! – не унимался сосед. - Ну и что? – удивленно спросил мой муж. – В Hausordnung’е о субботе нет ни единого слова. - А мне плевать. У меня свой Ruhezeit. Субботним вечером я имею право на отдых - Ладно, - сказал муж, - сегодня сверлить больше не буду. Но заметь, сосед: жизнь – длинная. Закрыв за посетителем двери, муж снова взобрался на стремянку, засунул в дыры какие-то пластмассовые затычки и прикрутил ручной отверткой, чтобы не шуметь аккумуляторной, карниз к потолку. Мы повесили шторы и, отложив сверление до лучших времен, занялись другими делами, которых после переезда и без того было невпроворот. В воскресенье мы тоже не сверлили, предполагая, что Ruhezeit соседа распространяется и на этот выходной. А в понедельник и вторник мужу позарез нужно было на работу. Он ведь, как я уже упоминала, Hausmeister, причем в районной управе, которая поселилась в старинном замке, находящемся в состоянии хронического с частыми обострениями ремонта. Представляете, насколько это обширное поле деятельности для Hausmeister’а! То кран потек не в том месте, в котором всем бы этого хотелось, то уборщица ключи потеряла, и поэтому срочно нужно замки на дверях менять, то какому-нибудь чиновнику слишком жарко или, наоборот, слишком холодно решать государственные дела в своем кабинете, и нужно перепрограммировать температуру на компьютере, то, на худой конец, где-то дверь не в той тональности заскрипела. После рабочего дня муж, конечно, тоже не сидел дома, сложа руки, но шумные дела оставил на утро 31-го декабря. Нам так хотелось встретить Новый год в приведенной в божеский вид квартире, что он даже отпросился на это время с работы. И это утро, наступило. Плотно позавтракав, муж больше часа вымерял и ставил крестики в тех местах, где нужно сверлить. В общей сложности, для всех шкафчиков, оставшихся карнизов, вешалок, часов и прочих остро необходимых крючков нужно было просверлить порядка тридцати дырок. Всё тщательно подготовив, муж взялся за дрель. Ровно через десять дырок в дверь постучали. Я пошла открывать. - Шеф дома? – спросил сосед снизу. - Дома, - ответил за меня муж и вышел с дрелью в коридор. - Сегодня Сильвестр, - проинформировал нас сосед. - Сегодня до 13-ти нормальный рабочий день, - решил не уступать мой муж.- А сейчас еще нет и одиннадцати. - Ну да, ну да, - как-то неожиданно сник визитер. – Но после часу шуметь нельзя. - И не будем. Еще двадцать дырок, и мы тоже начнем готовиться к встрече Нового года, - невозмутимо сказал муж. – С наступающим, кстати! – добавил он и, закрыв двери, продолжил сверлить. Новый год мы встретили в прибранной квартире и даже со свежеиспеченными пирожками. Выпили шампанского, посмотрели с балкона фейерверк, потом музыкальную программу по телевизору и с чувством исполненного долга уснули. Следующая неделя прошла очень спокойно. Муж работал в старинном замке, я – дома за компьютером. И вот однажды в 13.45, когда Муза уже уютно примостилась на уголке моего стола, за стенкой раздался шум дрели. Это сосед справа, видимо, решил повесить очередную полку. Ну да мою Музу этим не спугнешь, сидит себе спокойно и складки на хитоне расправляет. А вот сосед снизу среагировал мгновенно: в двери к нам постучал. Я вышла. - Позови шефа, - потребовал он. - Муж на работе, - ответила я. - Так значит, это ты теперь сверлишь? – заявил сосед. - Я??? Я даже поперхнулась от удивления. Уверяю вас, вы сделали бы то же самое, если бы представили мои пятьдесят кг на фоне профессионального Bosch’а. - Да я и дрель-то только в толчке, как тяжелоатлет штангу, до уровня плеч поднять могу, – сказала я прокашлявшись. - Нет, уважаемый сосед, вы явно переоценили мои способности. Я только по клавишам шуршать умею. Вечером мы вместе с мужем посмеялись над происшедшим инцидентом и забыли о нем. Прошло еще несколько дней. И вдруг, как-то под вечер в квартире раздался звонок (не стук, заметьте). Пошел муж. У порога снова стоял сосед снизу. В его руках была картина. - Я знаю, ты здорово умеешь сверлить, - после вежливого приветствия сказал сосед. - Не мудрено, Hausmeister’у это по штату положено, - кратко изложил свою позицию по данному вопросу муж. - Не мог бы ты мне картину повесить? А то вот уже давно стоит в углу…, - заискивающе пролепетал сосед. - Могу. Но сейчас Ruhezeit. - Быть не может! Я же только что смотрел на часы: они показывали половину пятого, - засуетился сосед. - Совершенно верно. Но у меня свой Ruhezeit. Я недавно пришел с работы и имею право на отдых, - ответил муж и закрыл перед носом соседа двери. Через два часа в дверь снова позвонили. Открыв ее, я увидела все того же соседа. Теперь он держал бутылку шампанского. Я позвала мужа. - Извини меня, мастер. Ты был прав: жизнь, действительно, длинная, - тихо сказал сосед, протягивая мужу шампанское. – Может, ты как-нибудь найдешь время повесить картину? А то жена совсем меня запилила. Говорит: «Вот, смотри, соседи сверху только что переехали, а у них уже все в порядке, а ты полгода несчастную картину повесить не можешь». Муж озадаченно посмотрел на соседа. - Ну, так и быть, - сказал он после значительной паузы. – Жена-то сейчас дома? - Нет, - радостно замотал головою сосед. - Тогда пошли, сюрприз ей сделаем. И прихватив чемодан с инструментами, они спустились этажом ниже. Минут через десять по дому разнесся знакомый рокот профессионального Bosch’а. Рассказ публикуется впервые.
ommaolga: ^-+Альбина Гарбунова odnoklassniki.ru Об этом сайте Алине сообщила подружка, с которой она в Skype переписывались. Сказала, что она уже кучу одноклассников нашла и теперь с ними контакт поддерживает. Удивлялась тому, как народ переменился. Рассказала ей про какую-то тихоню Танечку, которая в школе ни с одним мальчиком не дружила, а после выпускного сразу же замуж выскочила. А теперь в ее архиве уже четыре законных брака и столько же детей – по штуке от каждого. Потом про какую-то Надьку-оторву поведала. Что той еще в седьмом классе прочили большое и светлое будущее на древнейшем женском поприще, а она в 22 года замуж за священника вышла, детей чудесных вырастила, а недавно воскресную школу при церкви открыла и в ней закон божий преподает. Рассказывала она Алине и еще про каких-то своих одноклассников, да они ей не запомнились – чужие ведь, подружкины, а не ее. Вот со своими бы Алина тоже пообщалась. Не со всеми, конечно, а с теми, с кем в школьные годы что-то связывало, да потом пути разошлись. Особенно хотелось Алине троих найти: Валеру, который в десятом классе был в нее влюблен, Сашу, в которого была влюблена сама и подругу Наташу. С остальными как повезет: обозначатся при запросе – помашет им ручкой, но напирать на переписке не станет. Впрочем, и к этим троим в душу лезть не собирается. Просто узнать захотелось, как в последние тридцать лет их жизнь складывалась. Вот с такими мыслями она и зарегистрировала себя на сайте. Однако никого из этих троих там не нашла, зато тут же отреагировал на ее появление Игорь. Алина долго вглядывалась в фотографию, но в добродушном толстяке, который был там изображен, ни за что не могла узнать того тощенького и прыщавого мальчишку, которым был некогда ее одноклассник. Игорь оказался, действительно, ей полезен, и не только тем, что признался, что в десятом классе был в нее влюблен, а не сообщил ей только потому, что точно знал о полной безнадежности дела. А когда Алина поинтересовалась, а откуда же он знал, что все так бесперспективно, ответил, что ее чувства к Саше были секретом только для самого Саши, так как Наташка, которая была влюблена в него, Игоря, в надежде заработать себе бонусы, все ему выболтала. «Ну, да ладно, - написал он потом, - кто старое помянет, тому офтальмолог уже ни к чему. Это я тебе как специалист говорю». Оказалось, что Игорь работает глазным врачом в их родном городе, и частенько на приеме видит кого-то из одноклассников: не все же, дескать, так же, как Алина, вдруг исчезли, и объявились только через тридцать лет. Игорь рассказал, что он еще несколько лет после школы тешил себя напрасными надеждами на ее счет, а потом женился на однокурснице, с которой живет и по сей день в счастливом браке и уже радуется внукам. Честно говоря, Алина была и удивлена Игоревым прошлым и довольна тем, что у него все так замечательно сложилось. О себе она распространяться особо не стала, написала, что замужем, что дети уже взрослые и самостоятельные, что работает в одном из университетов Латвии и что на жизнь ей грех жаловаться. А Игорь, вдруг, попросил у нее номер телефона, и, получив его, тут же позвонил. Сразу же предупредил, что размер его телефонного счета пусть ее не заботит. Они проговорили больше часа. Игорь рассказал ей о том, что Наташа так и живет в их городе, замуж вышла только после сорока, детей нет, работает инженером на заводе полупроводников. Валера, который два года сидел рядом с Алиной и решал ей все контрольные по математике, что не было тайной даже для их учителя, после электронно-технического факультета МГУ получил престижную работу. Потом женился на еврейке и уехал с ней в Израиль, там что-то у них не заладилось, развелся и один в Америку маханул. В Штатах первые годы тоже сладко не было, но Валерка остервенело грыз английский и теперь снова ведущий специалист в своей области. - Приезжал с семьей прошлым летом. Жена – американка, двое детей-подростков. Тебя, между прочим, вспоминал. - Обижался, что я пренебрегла им? - Как раз наоборот: благодарил, что ты ему все свои сочинения перед вступительными отдала. Он, оказывается, часть из них наизусть выучил и на экзамене пятерку получил. Если разрешишь, я ему твой E-mail дам. Уверен, что он будет рад по уши и тебе напишет. - Не возражаю, - сказала Алина и, помедлив, добавила: - А про Сашу что-то знаешь? Игорь попытался замять этот вопрос, заговорил о ком-то другом, но потом извинился: - Что это я, как маленький. Мы же взрослые люди. В общем, беда с твоим Сашкой. - Он жив? – испуганно спросила Алина. - Жив-то жив, да что толку... Уж лучше бы помер с честью, чем вот так жить. Короче, спился он. - Не может этого быть! Он же в рот спиртного не брал, - поразилась новости Алина. - Точно, вообще не пил, а потом как понеслось... Вот сейчас в психушке от белой горячки лечится. - А подробнее, - попросила Алина. - Ну, ты, наверное, знаешь, что он на втором курсе женился на девчонке из того же строительного института, где сам учился. В марте свадьба была, а в июне уже сын родился. Жена его институт бросила, а он доучился. Уехал с семьей на два года, куда его распределили, потом домой вернулся. Один. Сказал, что жена, якобы загуляла. А еще он тебя искал. Но никто не знал, где ты. Ты же тогда будто в воздухе растворилась. Может, хоть теперь расскажешь, куда ты подевалась? - Попытаюсь, - тяжело вздохнув, сказала Алина. Она уселась поглубже в кресло, закрыла глаза и начала вслух вспоминать то, о чем никогда никому не рассказывала. ...Было это в первую субботу февраля, когда они собрались в своей школе на вечере встречи выпускников. Все были тогда второкурсниками. Увидев Сашу, Алина сразу поняла, что, не смотря на все ее старания забыть о нем, она по-прежнему его любит. Да и Сашку будто подменили: то даже не смотрел в ее сторону и о чувствах ее не догадывался, а тут глаз с нее не сводит. Весь вечер танцевал только с Алиной, потом пошел ее провожать. Алина не могла поверить в реальность происходящего, а Саша, весело болтая, довел ее до дома, обнял нежно, поцеловал, попросился к ней погреться – на улице морозно было. Алина, конечно же, пригласила. Закончилось все в постели. Для нее впервые. Ничего, конечно, оригинального: нормальное явление для любящих людей. Сюрприз, однако, был оставлен на финал. Перед уходом Саша сообщил Алине, что через месяц он женится на своей однокурснице, с которой уже полгода живет, и что та уже на пятом месяце беременности. - Зачем же ты тогда весь вечер и всю ночь изображал любовь ко мне? – спросила остолбеневшая от неожиданного поворота Алина. - Ну, понимаешь, - невнятно начал объяснять Саша, - Наташка как-то проговорилась, что ты была в меня влюблена, и я... - ...решил меня осчастливить – закончила за него девушка. – Спасибо. Тебе это почти удалось. Алина закрыла за Сашкой дверь, забралась с головой под одеяло и беззвучно заплакала. В таком виде и застала ее утром мать. Разговаривать с ней дочь отказалась. Есть и пить – тоже. Отец-военврач, зная, сколь жизнерадостным человеком была его Алина, оценил ситуацию как весьма серьезную и, тайно обзвонив одноклассников дочери, восстановил события прошедшей ночи. А следующей ночью, когда родители легли спать, Алина вытащила из аптечки отца сильнодействующее снотворное, проглотила целую кучу таблеток и уснула, надеясь, что навсегда. Мать, проснувшись от какой-то необъяснимой тревоги, зашла к Алине в комнату. Дальше за ее жизнь боролся отец и целая команда, поднятых среди ночи врачей госпиталя. Ее спасли. В диагнозе предусмотрительно написали: пищевое отравление. Подержали десять дней в стационаре и выписали. А мудрый отец тут же попросил у командования перевод в другой город и подальше. Через месяц их семья жила уже в Латвии. Алина долго еще болела: отравленный организм отказывался принимать пищу. С душой было не лучше. Там, как на выжженном поле: ни то, что цветы, даже сорняки долго еще не всходили. Однако с первого сентября она снова пошла на второй курс, и через четыре года получила красный диплом учителя. Вышла замуж за интеллигентного местного парня, родила двоих детей. Сначала работала в школе, потом потянуло в науку, что и привело ее в конечном итоге в университет. - Вот и все, - облегченно выдохнула Алина и, услышав молчание Игоря, спросила: Ой, а ты еще здесь? - Здесь-здесь, - спохватился Игорь, - извини Алиночка. Перевариваю услышанное. - И до какой стадии дошел? - Да убивать таких мужиков надо! – в сердцах сказал он. - А как же Гиппократ с его «не навреди»? - Так это к больным, а не к сволочам относится. Теперь я понимаю, почему Сашка спился. Он, после того, как тебя тогда не нашел, попытался совесть свою молчать заставить. Да, видимо эта дамочка тем еще спикером оказалась. Спасибо тебе за доверие, и не беспокойся, я поступлю по-джентельменски: твоя тайна умрет вместе со мной, а вот что касается Сашки... - А с ним его судьба сама все решила... - Ладно, сатисфакции не потребую, - подумав немного, согласился Игорь. - Обещай только, что больше не исчезнешь. И не забудь завтра почту проверить, сказал на прощание Игорь. Вечером следующего дня Алина обнаружила два новых адреса в своей почте. Первое письмо было от Наташи. В нем она рассказала Алине то, о чем та и не догадывалась. Оказывается, в тот злополучный день, когда отец Алины позвонил ей, чтобы выяснить, что произошло с его дочерью, до подруги дошло, что она является косвенной причиной случившегося. Ведь не выболтай она тогда Саше об Алининой любви, он ведь так ни о чем бы и не знал. Потом отец позвонил ей с просьбой навестить Алину в госпитале. Наташа, зная подругу, поняла, что за пищевым отравлением явно стоит суицид, почувствовала себя еще более виноватой, испугалась и не пошла. В письме Наташа раскаивалась, просила прощения за свою болтливую и трусливую юность. Алина ответила тепло и искренне, что никакой обиды у нее никогда на Наташу не было, и нет. И что теперь она хотя бы понимает, почему ее подруга не отвечала на те письма, которые Алина писала ей из Латвии. Второе письмо было от Валеры и фонтанировало счастьем. Он восторженно писал о своей замечательной семье, о работе и путешествиях. А еще о том, что, узнав теперешнюю фамилию Алины, разыскал в Интернете и ее научные статьи и веселые рассказы в различных изданиях и прочитал их. Что в ее науке он, конечно, ничего не понимает, а вот рассказы ему очень понравились, и что он всегда знал, что Алина должна стать ни кем иным, а только писательницей. Писал, что он точно знает, что она еще и роман напишет и станет знаменитостью. А он, Валера, будет всем с гордостью показывать ее школьные сочинения, и рассказывать о том, что целых два года сидел с будущим автором за одной партой. «Расскажи уж тогда и том, как я у тебя математику списывала», - пошутила в ответ Алина. А через несколько недель раздался телефонный звонок. - Алина, прости меня, умоляю тебя, - произнес незнакомый хрипловатый голос. - Саша? – неуверенно спросила Алина. - Да, это я. Игорь рассказал о том, что ты все обо мне знаешь. Я у него твой телефон выпросил. Он мне его давать не хотел. Но ты не волнуйся, я не буду тебя больше беспокоить. Я сволочью тогда был, - говорил он волнуясь. – И чуть тебя не угробил. Мне Наташа потом об этом рассказала. Я тогда уже хотел твое прощение вымолить, да она сказала, что я не заслужил его, и адреса твоего не дала. - Жаль, что не дала. Прощения каждый заслуживает. К тому же я тебя давно уже простила. И ты тоже прости себя и выздоравливай. - Это правда? Ты, действительно, меня простила? - От всего сердца! – заверила его Алина. – И, знаешь, ты звони, если тебе поговорить вдруг захочется... Рассказ публикуется впервые.
ommaolga: Альбина Гарбунова Мыши бой! Мышь у нас пару недель назад завелась. Но, вообще-то, я не с того начала. В Германии, во всех жилых помещениях с мышами борются строго в соответствии с разработанным планом. К дому подъезжает машина с нарисованной дохлой мышью на борту, из машины вылезают одетые в синие комбинезоны и вооруженные до зубов спецы, они ходят по подвалам-квартирам и борются. Точно по той же схеме воюют и с тараканами. Только на машине вместо дохлой мыши, бегущие в ужасе тараканы изображены. Но это уже частности, да и суть не в этом, а в том, что живем мы в здании учреждения. Ну, так случилось: муж мой в этом учреждении завхозом работает, и ему положена служебная квартира прямо в этом здании. То есть, по меркам борющихся с мышами и тараканами служб то ли нас вообще нет, то ли живем мы в нежилом помещении. Поэтому службы, с тех самых пор, как мы сюда переехали, к нам вообще не наведываются. И мыши чувствовали бы себя совершенно некомпетентными, униженными в лучших своих побуждениях и вообще уничтоженными как класс, если бы они упустили эту, плывущую прямо в их лапки, возможность – и у нас не завелись. Называя мышей во множественном числе, я, конечно, сильно преувеличила нашу значимость. Видимо, для начала местный клан мышей заслал к нам «казачка», то есть лазутчика: небольшого мышонка, который вначале и съедал-то всего три-четыре семечка. Знаете, так аккуратненько прогрызает в упаковке малюсенькую дырочку, вытаскивает оттуда семечко, ну, а дальше все по Пушкину: «изумрудец вынимает, а скорлупку собирает, кучки равные кладет…» Кучки и в самом деле всегда были равными: что кучка шелухи что кучка «продуктов распада». Однако по мере роста мыши, кучки становились все больше и больше и в какой-то момент, убирая очередные результаты ее ночных бдений, я почувствовала специфический негастрономический запах. Я много чего могу стерпеть, но не запах: аллергия у меня. А посему, чтобы не умереть от анафилактического шока, не дождавшись внуков, я взялась за дело. Семечки, а также все мягкие упаковки со съедобным, убрала из кладовки в недоступное, по моим соображениям, для мыши место. Стеклянные и жестяные банки оставила, надеясь, что мышь их грызть не станет: имплантация зубов удовольствие в Германии очень дорогое. Повертела в руках коробку с бисквитными коржами венского торта. Знаете, есть такая палочка-выручалочка для хозяек, у которых гости уже на пороге, а к чаю в доме только шишь с маком. Так вот, чтобы не угощать гостей одним лишь маковым шишом (или шишем?), я всегда держу в доме одну такую упаковку. Смазываешь коржи первым попавшимся кремом и кидаешь сверху несколько клубничек/вишенок/долек шоколада. Пока гости ведут светские беседы, коржи размокают, торт достигает нужной кондиции и гости, проглотившие его за милую душу и наудивлявшиеся, и как это я при нынешнем цейтноте успеваю еще и торты печь, уже просят у меня рецептик. На что я всегда деликатно намекаю, что его мне оставила моя бабушка, а той, в свою очередь, ее бабушка. Следовательно, я могу передать рецепт только своей внучке. Преклоняясь перед преемственностью поколений, никто никогда не обижается. Короче говоря, повертела я эту упаковку в руках, и признала ее слишком прочной для мышиных зубов. Своя логика у меня при этом, конечно же, была: я вспомнила, как однажды я уронила такую коробку, доставая ее с верхней полки в магазине, и коржам ничего при этом не сделалось. А как-то раз упаковка добиралась домой в сумке под всеми продуктами, и коржи тоже остались целы и невредимы. Для пущей убедительности я похлопала по коробке рукой и оставила ее на полке. На следующий день, открыв по какой-то нужде кладовку, я увидела там мышь, пожирающую верхний корж венского торта. Я почему-то даже топнула на нее ногой. Мышь посмотрела на меня с глубоким укором и нехотя удалилась. Я взяла в руки упаковку: угол ее был продырявлен, торт безнадежно испорчен. Все это показалось мне даже обиднее анафилактического шока, от которого современная медицина может быть даже еще и спасет, и пошла за мышеловкой. Я покрутила этот агрегат так и сяк, совершенно не представляя, как им пользоваться и, сообразив, что в моих руках он для меня гораздо опаснее мыши, положила на место. У меня, в конце-то концов, есть муж, который все умеет. Написала мужу записку, что мышка уже вполне заработала себе бесплатный сыр и поехала по своим делам. Когда я вернулась, сыр гауда смиренно покоился в смертоносном агрегате в ожидании визитерши. Весь вечер я прислушивалась ко всем шорохам, исходящим из того угла, где в нашей квартире находится кладовка. Так и не дождавшись характерного звука захлопнувшейся мышеловки, легла спать. Всю ночь я ворочалась в какой-то полудреме. К утру глубокий сон, наконец, одолел меня, и мне приснился кошмар: огромная мышь умоляла меня продать ей рецепт фамильного венского торта. В холодном поту вскочила я с постели и побежала к кладовке. Я открыла ее дверь и остолбенела: мышеловка не сработала, сыра тоже не было. Рядом на полке лежала записка: Спасибо за усиленное питание, хотя я предпочитаю эмментальский. С глубоким почтением Ваша Мышь. И P.S.: Умоляю, не пришибите ваши пальчики, когда будете сегодня снова взводить пружину. Вернувшийся с работы муж сказал: «Знаю, знаю, читал. Надо посмотреть мышеловку, может, она заржавела от бездействия». Переоделся, поужинал, вытащил из шкафчика свои инструменты и взялся за дело. Через полчаса, убедившись, что агрегат безупречно чист и все в нем беспрепятственно двигается, он снова надел на гвоздик мышеловки кусочек сыра и взвел пружину. «Сегодня обязательно попадется», - успокоил он меня и отправился к телевизору. Я последовала его примеру. Мы посмотрели какой-то не обременяющий мозги фильм, и пошли спать. Муж у меня пташка ранняя. Встает ни свет ни заря. Слышу, что он, не заходя в те места, в которые принято заходить по утрам первым делом, идет к кладовке и открывает дверь. По тем междометиям, которые до меня долетают, мне становится ясно, что мышь снова, плотно покушав, сладко спит в своем гнездышке. Это была пятница, и потому, вернувшись с работы пораньше, муж снова взялся за мышеловку. Что-то отгибал, где-то подтачивал, экспериментировал на собственных пальцах (тоже мне, блин, Мари Кюри нашелся), потом пришел и заявил: «Знаешь, эту мышеловку явно общество защиты животных сделало. Кошку она зашибет, это точно. А мышку мы должны еще очень долго откармливать, чтобы она была достаточного для действия этой мышеловки веса». Он отложил в сторону агрегат и ушел вниз в свою мастерскую (вы не забыли, что мы живем в том же самом здании, где муж мой работает?). Через полчаса он принес еще одну мышеловку, с прошлогодним, высохшим до каменного состояния, сыром (помните, я говорила, что мышей до этого в здании никогда не было). «Свежего не нужно», - замахал он на меня руками, когда я сделала шаг в сторону холодильника. «Пусть над этим потрудится. Сегодня она уж точно попадется!» - сказал он и поставил в кладовку новую мышеловку. В субботу муж всегда отсыпается. Я встала пораньше, чтобы немного поработать за компьютером. Ну, сами понимаете, что, для того чтобы со спокойной совестью приступить к делу, заглянула в кладовку. Честно говоря, я даже не удивилась тому, что в мышеловке не было ни сыра, ни мыши. Мне уже вчера стало ясно, что наша мышь как минимум кандидат технических наук, и рассчитать расстояние, угол и силу безопасного для своего здоровья приложения к сыру – для нее сущий пустяк. Пару часов я работала спокойно. Потом проснулся муж. Он долго кряхтел и потягивался в постели, потом, не торопясь, встал и, необремененный никакой одеждой, пошел к кладовке. Дальше все шло как в 25-ом кадре: муж схватил мешок с мусором, и со словами «Она там. Держи крепче!» побежал одеваться. Любой солдат за такую скорость одевания получил бы благодарность от командования и досрочный отпуск на родину. Через пару секунд он уже снова стоял передо мной готовый нести мешок вниз, в контейнер. Но в тот самый момент, когда я передавала ему его, мы увидели, что мышь, выбравшись из мешка через ею же прогрызенную дырку, побежала в сторону гостиной и скрылась под диваном. Я впервые за четверть века нашей совместной жизни услышала от мужа выражение, которое если и есть в неспециальном словаре русского языка, то обязательно с пометой «бран.», бранная лексика значит. Теперь мышь разгуливала по комнатам, а вера в заводские мышеловки растаяла, как дым пионерского костра в ночи. Всю субботу муж ходил погруженный в свои мысли. К вечеру он опять ушел в мастерскую и вернулся оттуда с самодельным устройством для уничтожения мыши. Это было ведро, с прикрепленной к его верхней части дощечкой с гвоздиком. Идея была проста до гениальности: в ведро наливалась вода, на гвоздик надевался сыр. Дощечка прислонялась к какому-нибудь предмету так, чтобы по ней мышка могла пройти к сыру. От веса мышки дощечка должна была резко наклониться вниз, мышка при этом должна была упасть в воду и утонуть, а дощечка вернуться в исходное положение, ничем не поспособствовав спасению мыши. Поздним вечером все три агрегата были приведены в полную боевую готовность и расставлены на своих постах. Самой главной задачей надвигающейся ночи было не попасться в мышеловки самим. Однако ночь прошла спокойно. Утром воскресного дня муж вылез из постели и, потирая от предвкушения победы руки, пошел к мышеловкам. Того, что я услышала на сей раз, нет даже в самом специальном словаре. Разве что вопль оскорбленного грузина перемешанный с ревом раненного тигра может сравниться с этим. Оказывается, увидев мышеловку снова пустой, муж схватил ее голыми руками, и тут она сработала и пребольно ударила его. Перепуганная криком, я выскочила из постели, вбежала в гостиную, налетела на ведро с водой, поскользнулась на мокром полу, упала, ударившись при этом об угол дивана головой, и потеряла сознание. Когда я очнулась, рядом со мной на полу сидел муж. В одной руке он держал ватку с нашатырем, в другой за хвост мертвую мышь и, как-то странно улыбаясь, показывал ее мне. Убедившись, что в уме я от удара головой не повредилась, муж рассказал, что разбуженная шумом моего падения мышь, выбежала из-под дивана, и, увидев все, что она могла в этот момент увидеть, начала хохотать. Она корчилась в каком-то диком припадке, хваталась за бока, каталась по полу, бешено дрыгая лапками и, вдруг, резко дернулась и навеки затихла. «Представляешь, она со смеху померла!!» - сказал муж, и, засунув мышь на всякий случай в три плотных полиэтиленовых пакета и крепко завязав их, вынес все это в мусорный контейнер. Так мы избавились от мыши. Теперь готовимся к борьбе с тараканами. Рассказ был опубликован в марте 2008 в журнале "Люблю", Латвия, и здесь: http://www.treffpunkt.ru/lit/user.php?uid=9572&alben=1&q=1
ommaolga: Альбина Гарбунова Универсальный ключик Зимняя сказка Вы все еще верите в сказки? Мила уже давным-давно нет. И все эти Санта Клаусы в белых лимузинах – это не для нее. Было и прошло. Сразу же после того, как одноклассник Димка, с которым у нее была любовь, перекинулся в десятом классе к длинноногой красавице Ольге, оттачивающей свою походку в модельной студии. Мила тогда от обиды засела за учебники, а сразу же после выпускного рванула в Москву и без труда поступила в столичный институт. На последнем курсе вышла замуж за одногруппника и уехала с ним в одну из прибалтийских столиц, откуда тот был родом. Но семейная жизнь не заладилась: видимо характером не сошлись. У Милы всякая работа спорилась, дом блестел чистотой, дети были ухожены и присмотрены, на плите всегда стояла кастрюля свежего борща. И это кроме работы. Крутилась, конечно, так, что никакой тренажер для поддержания стройных форм не был нужен. Не жизнь, а сплошной бодибилдинг. При этом, как говорила ее пожилая соседка, всегда была «при прическе и маникюре». Ну вот, я так положительно описала Милу, что вы наверняка вообразили, будто муж ее был сущим демоном. Нет, нет и еще раз нет! Демоном быть ему было лень. То есть ему все было лень. По словам все той же соседки, он был «что тот камень лежалый». В те времена, когда на работу было достаточно только приходить, это дело у многих сходило с рук. А когда на работе нужно стало работать… Короче, Милиного мужа уволили. Мила, которая к тому времени доросла уже до начальника отдела телекоммуникаций и имела кучу знакомых, без труда устроила его в какую-то фирму, с которой он из-за недостатка усердия через месяц тоже вылетел, после чего залег дома на диване и вставал с него только для того, чтобы сходить на кухню поесть. При этом всякий раз ворчал, что борщ в отсутствии жены приходится разогревать самому. Мила два года честно пыталась уговорить своего мужа сдвинуться с дивана и заняться каким-то делом. Но в ответ неизменно слышала заумные рассуждения сначала о том, что время для его бурной деятельности еще не пришло, а потом как-то вдруг, что оно уже безнадежно упущено. Видимо в тот краткий подходящий для начала дела момент Мила тащила домой очередного мамонта и не была рядом, чтобы поддержать мужнее рвение тряхнуть пролежнями. Убедившись, что все ее старания напрасны, а тлетворное влияние «неообломовской» философии уже начало не лучшим образом сказываться на поведении подрастающих отпрысков, она подала на развод, купила в кредит квартиру, и вместе с сыновьями-погодками переехала в нее. Развод длился долго все по той же причине: Милиному мужу лениво было явиться на суд. Наконец, при помощи каких-то бумаг это дело удалось-таки утрясти, и на радостях Мила впервые за много лет взяла отпуск и отправилась вместе с мальчишками в свой родной город, что на юге России. Сойдя по трапу самолета на землю, она с наслаждением вдохнула пахнущий кипарисами воздух и расстегнула шубу. «Совсем забыла, что здесь и в конце декабря тепло», - подумала она и обняла родителей. Не успев распаковаться, дед потащил внуков в гараж показать им старенькую «Яву», на которой лихо рассекал в молодости. Мальчишки серьезно увлекались мотоспортом и уже несколько лет занимались в секции, успешно выступали на соревнованиях и просили у Милы мотоцикл. По-хорошему она бы давно уже его им купила, да страх за их жизнь не позволял ей этого сделать. Вот бы все это под серьезным мужским присмотром вершилось – тогда другое дело. Своему отцу она доверяла, потому и сразу разрешила мальчишкам пойти с ним, лишь только те заикнулись. Дед погладил своего «красного конька» по запылившимся от долгого стояния бокам, залил в бак горючее, завел мотор и проехал по дороге вдоль гаражей. Потом посадил на свое место старшего внука, сам сел сзади и, убедившись, что парень вполне владеет машиной, уступил заднее сиденье младшему и указал рукой в сторону находящейся вблизи трассы, на которой тренируются гонщики. Мальчишки упорхнули, обещав через час вернуться. Сначала все шло хорошо: они ездили вместе, по одному, опять вместе. А потом, вдруг, мотоцикл заглох и ни за что не хотел больше заводиться. Они испробовали все, что знали, но машина была старой, а они, наоборот, слишком юными и неопытными. В результате мотоцикл пришлось толкать, что вовсе не было таким уж легким занятием для подростков. Они остановились передохнуть и услышали приближающийся рокот мотора. Через миг навороченный «Харлей» остановился возле мальчишек. Одетый от шеи до пяток в кожу водитель заглушил двигатель. - Вам помочь? – спросил он. - Ага, -- ответил старший. Водитель снял краги и шлем и оказался средних лет мужчиной. Он достал ключ, покопался немного и чихнувший пару раз сердито мотор снова завелся. - Хорошая машинка, -- ласково похлопав ладонью по баку «Явы», сказал мужчина. – Я тоже с такой начинал. - А вы профи? – спросил младший, с нескрываемым восторгом глядя на мощную технику незнакомца. - Нет, любитель. Меня, кстати, Дмитрием зовут. А вы, я смотрю, не местные… - Мы в гости приехали, -- ответили мальчишки, -- И нас возле гаражей дед уже ждет. - Тогда по коням. Нечего деда волновать. Возле поворота к гаражам Дмитрий помахал мальчишкам рукой и скрылся в ранних сумерках. На следующий день, отоспавшись и плотно позавтракав, дед и внуки снова отправились в гараж разбираться со «вчерашним инцидентом», а Мила вышла прогуляться по городу. Натолкавшись по переполненным магазинам, увешанная свертками с подарками и довольная, она решила еще забежать на почту и отправить пару поздравительных открыток. Мила проехала несколько остановок, вышла на той, где раньше был почтамт, и остолбенела: здания, к которому она с детства привыкла, не было и в помине. Вместо него стоял новенький с иголочки, огромный, щедро украшенный новогодними гирляндами монолит из стекла и бетона. На переднем фасаде красовались огромные буквы: Главпочтамт. «Вау», - восхищенно выдохнула Мила и направилась к автоматическим дверям. В просторном вестибюле Мила стала разглядывать открытки, стоящие в вертикальной застекленной витрине. Выбрав подходящие, она достала из сумочки кошелек и обратилась к симпатичной девушке за стойкой: - Дайте мне, пожалуйста, открытки номер четыре и семь. - Мне очень жаль, но я не могу их вам продать, -- к великому Милиному удивлению ответила девушка. - А кто может? – спросила, недоумевая, Мила. - Подойдите к соседней стойке, -- ответила девушка. Мила послушно перешла к соседнему окошечку, где была точно такая же витрина с точно такими же открытками. Диалог повторился, и Миле пришлось передвинуться к третьей стойке. Когда разговор повторился и в третий раз, Милу, вдруг, разобрало. Она подошла к следующей стойке и, улыбнувшись, сказала: - Я знаю, что вы мне тоже не продадите открытки, но мне просто очень любопытно узнать, а зачем они у вас там стоят с номерами и ценами? Очередная миловидная девушка с удивлением посмотрела на посетительницу и, тоже улыбнулась: - Вот если бы вы начали возмущаться, как это здесь все делают, я послала бы вас подальше. А так скажу вам правду: у всех этих витрин один единственный универсальный ключик, который мы берем утром у начальника. А сегодня Дмитрий Иванович еще не появлялся. А может уже и пришел, да нам сходить некогда. Вы не могли бы подняться на второй этаж и посмотреть. Его кабинет там. Посмеявшись над банальностью происходящего, Мила поднялась по широкой лестнице и, не очень надеясь на везение, постучала в дверь начальника. - Войдите, -- послышалось из кабинета. Мила вошла и поздоровалась. - Милка? Ты что ли? – услышала она в ответ. - Простите, я хотела…, - немного растерявшись, начала Мила и вдруг узнала Димку. - Как я рад тебя видеть! - выскочил из-за стола Дмитрий Иванович. – Какими судьбами в родных пенатах? Это ж сколько лет мы не виделись? - Да лет двадцать, наверное, -- заулыбалась Мила, разглядывая одноклассника. – Ты здорово возмужал. - А ты нисколько не изменилась. Только еще красивее стала. Слушай, что мы тут стоим? Пошли в кафе! Там они ели мороженое, болтали, вспоминали юность. Потом Дима рассказал, что он женился на Ольге, но та не хотела иметь детей, считая материнство серьезным препятствием в карьере модели. А потом и вовсе стала по полгода пропадать за границей, и они развелись. Когда вышли на улицу, там уже горели фонари и лампочки новогодних украшений. - Погоди, а зачем ты поднималась ко мне в кабинет? – спохватившись, спросил Дмитрий. - Ключик от витрины с открытками хотела попросить, -- рассмеялась Мила. - Ну, сегодня уже поздно. Давай-ка я тебя сейчас домой отвезу, а завтра мы эту проблему решим, - сказал Дима, подхватил ее сумки с подарками и понес их к машине. Утром нарочный передал Миле увесистый пакет. Развернув его, она увидела целую кучу Новогодних и Рождественских открыток и конвертов. Сверху лежала записка: «Привет от ключника. Он заедет за тобой вечером». В шесть часов на звонок дверь открыли дети и были очень удивлены, увидев на пороге того самого нового знакомого, который помог им завести «Яву». Но еще больше изумился совпадению Дмитрий. На шум голосов вышла Мила: - Знакомьтесь, - начала она. - А мы уже знакомы, -- хором сказали трое. - Мам, а ты-то, откуда дядю Диму знаешь? – поразился старший? - В одном классе учились, -- сказала Мила и почему-то вдруг покраснела. - Ну, впрыгивай быстренько в брюки и куртку. Сегодня прокатимся с ветерком. Шлем я тебе припас, -- сказал Дима. Мила стояла в полной растерянности, но мальчишки совершенно неожиданно ее подбодрили: - Вот увидишь, тебе понравится! Там такая техника! Миле и в самом деле понравилось. Особенно то, что сказал Дмитрий поздно вечером у подъезда дома, помогая ей расстегивать шлем. - Дурень я был, что не на тебе женился. Сейчас бы эти пацаны моими были. И учил бы я их всем техническим премудростям… - Ну, это дело еще поправимо, - ответила Мила. И они поцеловались. Да так увлеклись этим занятием, что не заметили, как мальчишки тихонько проскользнули в подъезд, возвращаясь из гаража. Новый год встречали все вместе. Когда куранты пробили двенадцать и были розданы подарки, Дмитрий серьезно обратился к Милиным родителям: - Я люблю Милу и прошу у вас ее руки. - А это ты не у нас проси, а у ее сыновей, -- сказал отец. - Ну, что, мужики, отдадите маму за меня замуж? – так же серьезно спросил он мальчишек. - Если научишь нас в моторах разбираться, -- ответили они по-деловому. - Обещаю, - пожал руку каждому Дмитрий. - Странно, что моего согласия никто не спросил, -- задумчиво произнесла Мила. Но Дмитрий сделал вид, что ничего слышал. - Вы одевайтесь и выходите во двор. Я скоро вернусь, -- сказал он, скрываясь за дверью. Ночное небо сияло от фейерверка. Дед с внуками тоже выставили на асфальте заранее подготовленный арсенал. К дому подкатил серебристый «Мерседес», из него появился Дмитрий в шапке и бороде Деда Мороза. Он подошел к Миле: - Согласна ли ты выйти за меня замуж? – спросил он. - Да, - утвердительно кивнула Мила. -- А тот ключик, действительно, оказался универсальным, - добавила она и счастливо засмеялась. Дима достал из кармана коробочку и едва успел ее открыть, как непонятно откуда взявшаяся в этих широтах снежинка упала на колечко и заиграла всеми цветами взлетающих рядом петард и ракет. Потом упала другая, третья… Фейерверк уже затих, а снег все падал и падал. Белыми стали дома и деревья, тротуары и пустынные в эту ночь дороги. И Димин «Мерседес» тоже стал совершенно белым. Четверо, обнявшись, тихо стояли во дворе. - Сказочная ночь, -- улыбаясь, прошептала Мила. Рассказ публикуется впервые.
ommaolga: Альбина Гарбунова В Роблингене идет дождь… Случалось ли вам когда-нибудь по ошибке сесть не в тот поезд и обнаружить это лишь тогда, когда состав уже отошел от перрона и старший проводник «от имени экипажа» приветствует вас вовсе не на том маршруте, к которому вы стремились. Какую бурю чувств испытывает человек при этом! Смятение, полное разочарование в своих умственных способностях… Первое псевдоспасительное, что приходит в голову, это бежать к двери, открывать ее и выпрыгивать, пока поезд не ушел еще далеко от станции. Но вы прекрасно понимаете, что все двери блокируются сразу же, как только состав тронулся с места. Мысль рвануть на себя стоп-кран отпадает по причине долгих объяснений после содеянного и тяжелого штрафа в результате. После того, как обе эти идеи благополучно покидают вашу голову, вы глубоко вздыхаете и идете к проводнику. Говорите, что по ошибке едете не в том поезде и не в ту сторону. Называете себя глупой коровой и показываете свой билет. Впрочем, последнего можно вовсе и не делать, ибо денег за вашу ошибку с вас все равно не возьмут. Проводник, во всяком случае, здесь, в Германии, вас искренне успокоит и скажет, что положение ваше не так уж и безнадежно, потом усадит вас на место и вытащит из своего кармана электронный справочник. И через пару минут вы держите в руках план ваших дальнейших действий, выраженный в незнакомых названиях станций, часах-минутах и номерах перронов. Проводник, замечая то, что вы пока еще слепы от происшедшего, тыча в план пальцем, трижды объясняет вам, что вы должны сделать, чтобы в обозримом будущем все-таки попасть туда, куда первоначально и намеревались. Потом он интересуется, поняли ли вы хоть что-то из сказанного, и отпускает вас с миром. Вы идете на свое место, садитесь и тщательно изучаете план, изложенный проводником, прикидываете, сколько и на какой станции вам предстоит ждать, с какого и на какой перрон перейти и на сколько вы опоздаете к месту назначения. Вы спокойно заглядываете в кошелек и выясняете, что наличных денег у вас кот наплакал и на обратный билет явно не хватит. Но у вас есть пара банковских карточек и вы миритесь с мыслью расплатиться таким образом в билетной кассе, хоть это для вас и совершенно не выгодно. Наконец поезд приближается к той станции, от которой вам предстоит начать обратное движение. Вы бормочете проводнику благодарность за участие и выходите в неизвестность. Вот именно таким образом я однажды оказалась на станции Роблинген ам Зее. Вокзала, где можно было бы пересидеть томительные часы ожидания, там попросту не было. Не было и билетных касс, где можно было рассчитаться карточкой. На углу возле выхода из туннеля стоял автомат, в котором можно было купить билет, но он принимал только наличные деньги. И я отправилась на поиски банкомата. Шел дождь. Я раскрыла зонт и осведомилась у первого же прохожего, где находится банк или просто банкомат. Он махнул мне из-под своего зонта в сторону крошечного населенного пункта. Это было совсем недалеко. Я зашла в здание банка, взяла в банкомате деньги и, понимая, что скоротать время в тепле вокзала мне не представляется возможным, решила побродить по городку. Дождь не прекращался, и самое приятное было бы сейчас зайти в какой-нибудь супермаркет, не спеша прогуляться по его отделам, потом выпить чашку кофе в кондитерской, которая всегда есть в любом большом магазине. Но этот маленький городок не предполагал наличие супермаркетов. Я зашла в пару маленьких лавочек, купила там пару мелочей, ибо в этих лавочках не принято было просто так греться, и пошла дальше. В центре городка я заметила указатель направления дорог. Из него свидетельствовало, что Кверфурт находится в 12 километрах отсюда. Это место было мне немного знакомо, и я смогла себе представить, где именно сейчас нахожусь. Выходило далековато от того место, куда мне было нужно. Я вернулась на станцию. Купила в автомате билет и стала ходить по перрону, непрестанно поглядывая на стандартные станционные часы. Темный дождливый день постепенно превращался в промозглый вечер. До обратного поезда оставалось еще минут сорок. Я ходила по перрону и пыталась понять, как же я очутилась на этой Богом забытой станции. Утром, когда я отправлялась на работу, у нас тоже шел дождь. А после полудня в том городе, где я работала, пошел снег. В тот момент, когда я вышла на улицу, чтобы отправиться на трамвае на вокзал, он валил уже сплошной пеленой. Из-за этого трамвай сильно опоздал и подошел к вокзалу за пару минут до отправления моего поезда. Я выбежала на заснеженный перрон и увидела поезд на его привычном месте. Табло с надписью направления движения было залеплено снегом. Я поспешила в вагон, отряхнула одежду и плюхнулась на место, радуясь, что успела. Поезд тут же тронулся, как и должно было быть… Я снова посмотрела на часы: до поезда оставалось еще полчаса. По туннелю я перешла на второй путь, куда он и должен был подойти. Стоять было холодно, и я стала спускаться и подниматься по ступенькам выхода. Ступенек было двадцать четыре: двенадцать, метровая плита и еще двенадцать. Мне пришло в голову, что эти спуски-подъемы очень напоминают мне нашу жизнь с ее взлетами и падениями. Что сейчас я как раз задержалась на той самой метровой плите при, как мне очень хотелось верить, подъеме вверх. Предыдущий взлет моей жизни был длительным, трудным, но радостным. Потом было резкое и горькое падение, которое, как порой казалось, могло прекратиться только где-то там, в небытии. Но в какой-то момент судьба все-таки сжалилась и подарила мне еще одну возможность подъема. Нынешнее движение вверх было значительно тяжелее предыдущего, и я уже довольно долго стояла на метровом пролете, ни на что не решаясь. Стрелка часов продвинулась еще на пятнадцать делений. Было уже совсем темно. На станции не было ни души. Я ходила по ступенькам вверх и вниз и думала теперь уже о том, что же я скажу мужу по поводу своего позднего возвращения. Отношения наши в последнее время были натянутыми, и любое мое объяснение могло прозвучать фальшиво. И самым замечательным мне казалось вообще ни о чем не рассказывать. До поезда осталось всего шесть минут, и я подсчитала в уме, какая же это часть от времени моего ожидания. Через минуту и через две я подсчитала снова, я удивилась, до чего же быстро растет частное. Наконец, вдалеке показались огни поезда. Он плавно затормозил возле перрона, и проводник гостеприимно распахнул прямо передо мной двери. Я шагнула в теплоту полупустого вагона… Через час я уже открывала своим ключом двери квартиры… - Наконец-то ты вернулась. Замерзла? - участливо спросил муж, помогая мне снять пальто. - Немного, - ответила я. Муж подошел к темному, залепленному мокрым снегом окну. - Кажется, что во всем мире сегодня идет снег, – произнес он задумчиво. - В Роблингене идет дождь, - возразила я. - А это где? - поинтересовался муж. - В 12-ти километрах от Кверфурта», – ответила я. - А-а-а…, - протянул муж. – Иди ко мне, я погрею твои руки… Рассказ публикуется впервые, но сейчас участвует в конкурсе здесь: http://www.treffpunkt.ru/lit/user.php?uid=9572&alben=1&q=1
ommaolga: Альбина Гарбунова Строгий католик Сальваторе, семидесятилетний, и очень продвинутый итальянец с острова Сицилия, вдовец со стажем решил снова жениться. Но только, боже избавь, не на итальянке! Уж очень они капризны и утомительны. И ни в коем случае, по той же самой причине, не на молодой женщине! «Шестьдесят, и ни годом меньше!» - твердо сказал он себе и заглянул на сайт знакомств. И не прогадал: шестидесятидвухлетняя Илга из Латвии понравилась ему с первого взгляда. «Светленькая, в меру упитанная, - размышлял он, рассматривая ее фотографию. – И лицо очень спокойное, правда, немного уставшее. Наверное, от тяжелой жизни...». Сальваторе много читал и ездил по свету, и ему было известно, что в ставших не так давно независимыми прибалтийских странах жизнь еще не наладилась. Что пенсия у людей смехотворно мала, и чтобы как-то свести концы с концами им приходится работать чуть ли ни до гробовой доски. «Именно такая тихая и неизбалованная женщина нужна мне для спокойной старости», - заключил он и взял в руки мобильник. «Хм... А на каком языке я буду с ней говорить? По-итальянски, как видно из анкеты, она ни гу-гу. Попробую говорить по-русски», - нашел разумный выход Сальваторе, припомнив, что еще недавно Латвия была частью Советского Союза, по необъятным просторам которого ему довелось некогда прокатиться, а заодно и усвоить набор необходимых путешественнику русских слов. Нужно сказать, что он обладал к языкам завидными способностями, и знал не только несколько итальянских наречий, но и бегло говорил по-немецки и по-английски. Поэтому Сальваторе смело набрал указанный номер: «Как-нибудь объяснимся». - Чао! – сказал он, услышав приятный женский голос. – Вы Илга? - Ее нет дома. Что ей передать? - Это Сальваторе из Италии. Я читал анкета фон Илга, - вплел он нечаянно немецкий оборот. - Вы говорите по-немецки? – по-русски спросил голос. - Ja, ich spreche deutsch, - с облегчением воскликнул Сальваторе. Приятный женский голос тоже обрадовался. - Супер! Значит, вы читали анкету моей свекрови на сайте? Вот она обрадуется, когда узнает! Она вам понравилась? – заговорила женщина на хорошем немецком языке. - Понравилась. Передайте ей, что у меня очень серьезные намерения, и я хотел бы с ней встретиться, если она не возражает, конечно. - Нет-нет, возражать она не будет. Прилетайте в Ригу. Мы будем ждать вас в аэропорту. Они договорились о дне прилета, затем, по деликатной просьбе Сальваторе, невестка, которую, как выяснилось, звали Полиной, рассказала об Илге. Ее характеристика была столь лестной, что Сальваторе мог, не задумываясь, прямо из аэропорта вести Илгу под венец. Он тут же объявил эту новость своей старушке матери, замужней дочери Розалии и неженатому сыну Маурицио. И все были рады. Мать подумала, что, наконец-то ей будет с кем коротать свое время, дочь – что, наконец-то будет кому ухаживать за ее отцом, а сын – что, отец, наконец-то займется женой и у него не будет времени на то, чтобы заставлять его жениться на очередной подружке. Отец – строгий католик. Накануне свидания Сальваторе даже спать не мог, волновался как молодой жених перед свадьбой. Он еще раз позвонил в Ригу, чтобы убедиться, что все идет по плану. Все было в лучшем виде: в аэропорту его будет встречать Илга, фотографию которой он скачал с сайта, распечатал и носил с собой, как залог будущей счастливой старости. Полина тоже будет присутствовать: в качестве переводчика. Наконец, самолет приземлился. Сальваторе вошел в аэровокзал, еще раз посмотрел на фотографию Илги и окинул ищущим взглядом толпу встречающих. Он увидел ее сразу: чернобровую, кареглазую красавицу... Полину. Она стояла рядом с полноватой светлой Илгой и совершенно затмевала ее своей внешностью. И в нем тут же, как выразился уже однажды по поводу подобного прецедента поэт, «взыграло ретивое». Да так взыграло, что он сразу же позабыл и свое твердое намерение не связываться с молодой женщиной и цель своего приезда. Полине, собственно говоря, и переводить-то было нечего, так как все, что говорил Сальваторе, было для нее, а не для Илги. Все последующие дни дело обстояло ничуть не лучше: он приглашал на свидание будто бы Илгу, а общался только с Полиной, которую он тут же окрестил на итальянский манер Паолой. Полина-Паола сначала пыталась напомнить Сальваторе, зачем он, собственно, прилетел в Ригу. Безрезультатно. Тогда она решилась рассказать ничего не понимавшей, но обо всем уже догадывшейся Илге, что итальянец влюбился по уши, и зовет ее, Полину, замуж. Илга, к тому времени уже насмотревшаяся на то, как Полине после гибели мужа приходится день и ночь работать, чтобы содержать детей, ласково взглянула на невестку и сказала: - А ты что сама-то по этому поводу думаешь? - Да ну его к черту! Он же вдвое меня старше! - Говоришь, что он состоятельный, и детей обещает помочь вырастить? Ты подумай все-таки. Если бы он на меня так смотрел, как на тебя, я бы без разговора за него пошла. Полина схватилась за голову. - О, господи! И ты туда же! А я вздумала поддержки у тебя искать. - Так я тебя и поддерживаю! Сейчас лето, возьми отпуск и поезжай с ним. Присмотрись к нему: человек-то, судя по всему, неплохой. Там и решишь окончательно. А за детей не беспокойся, они со мной побудут. Полина ничего на это не ответила, однако глубоко задумалась. На следующее свидание она пришла без Илги. Объявила Сальваторе, что согласна поехать с ним на месяц на Сицилию. У Сальваторе голова кругом пошла от счастья. - Найдется ли на твоей вилле отдельная комната для меня? – попыталась остудить его пыл Полина. - Конечно, - закричал он, бешено жестикулируя. – Обещаю, что я не прикоснусь к тебе до тех пор, пока не получу положительного ответа на мое предложение. Я – строгий католик. В аэропорту Катании Полину и Сальваторе встречали сын с зятем. У обоих дружно вытянулись лица, когда они увидели отцову подругу. - И ты говоришь, что ей шестьдесят два года? – спросили они хором. - Пятьдесят пять, - не моргнув глазом, соврал Сальваторе. - О-о-о! – выразили свое восхищение мужчины, сложив при этом большой палец с указательным в букву «о». Все сели в машину и покатили на виллу, которая располагалась на унаследованной Сальваторе от отца собственной горе, засаженной лимонными деревьями. В километре от виллы плескалось море. А на таком же расстоянии, но в другую сторону, находился завод, от которого каждый день отъезжал небольшой фургончик, развозивший по магазинам и кафе фирменный ликер «Лимунчелло», - гордость и залог материального благополучия многих поколений. Еще пару лет назад Сальваторе заправлял на заводе всеми делами. Теперь бразды были в руках Маурицио. Дальше это дело должен унаследовать старший внук, но у Розалии было три дочери, а сорокалетний Маурицио все никак не удосуживался жениться. Подружки следовали одна за другой, но все мимо алтаря. Сальваторе уж и уговаривал сына, и грозился лишить его наследства, но в ответ неизменно слышал: «Не та!» «Да когда же будет «та»?» - кипятился Сальваторе. «Как только встречу, я тебе первому сообщу и благословения попрошу», - смеясь, отвечал Маурицио. И вот он ее встретил. Полину. Он сразу же понял, что именно о такой женщине мечтал всю свою жизнь. Он даже машину не мог спокойно вести, смотрел не на дорогу, а в зеркало, на Полину, а теперь, когда вся семья собралась за столом, он бросал на нее такие красноречивые взгляды, что даже Фома неверующий не стал бы сомневаться в истинности его чувств. Он заметил, что холодный поначалу взгляд Полины тоже постепенно потеплел и сделался вполне благосклонным. «Ерунда даже то, что она подруга отца и пока еще не знает итальянского. По мне так и на возраст ее наплевать. К тому же выглядит она значительно моложе. Но в пятьдесят пять лет родить наследника она уже вряд ли сможет», - буквально выла от досады душа Маурицио. Дальше события разворачивались весьма стремительно. Не было дня, чтобы Сальваторе куда-то не вез Полину: то в Палермо, то на Этну, то на встречу со старым другом сенатором, то просто в ресторан, чтобы отведать пасты с сардинами. Через неделю такого галопа Полина взмолилась и упросила Сальваторе дать ей несколько дней передышки, чтобы полежать у моря, пообщаться с его дочерью и матерью, которые вызвались обучать ее языку. Нужно заметить, что Полина пришлась по душе всем, включая маленьких внучек Сальваторе. Они-то и научили ее первым итальянским словам. Короче, следующая неделя прошла под девизом спокойного семейного отдыха. Все свободные от неотложных дел члены семейства сразу же после завтрака уходили к морю. Купались, валялись на песке, играли с девочками в их детские игры и говорили, говорили и говорили по-итальянски, слушали, как произносит слова Полина, деликатно поправляли и повторяли. Взрослые удивлялись, насколько быстро она усваивала чужой ей язык. А язык Полине уже вовсе и не казался чужим. И вообще ничто уже не казалось ей здесь чужим. И никто. Особенно Маурицио. Теперь они виделись ежедневно, во время сиесты, когда солнце палило нещадно, и невозможно было сидеть у моря или работать. Тогда семья собиралась за обеденным столом, а потом всем полагался сон. Полина, не имея такой привычки, в постель не укладывалась. Она шла в огромный сад, гуляла в тени деревьев, вдыхая всегда любимый ею аромат цитрусовых, потом устраивалась где-нибудь подальше на прихваченном с собою пледе и ждала. Маурицио приходил, садился рядом, и они разговаривали. Сначала тяжело, но с каждым днем все легче и легче. Однажды, четко отделяя каждое слово, Маурицио спросил у нее, сможет ли она в пятьдесят пять лет родить ребенка? - А зачем ждать двадцать лет? Я могу сделать это через девять месяцев, - ответила Полина. - Но отец сказал, что тебе уже пятьдесят пять! - Он, вероятно, ошибся. Мне тридцать пять, - сказала она и, подняв тонкую веточку, написала на земле «35». Пальцы Маурицио нетерпеливо расстегивали пуговицы Полининого платья... Это была первая сиеста, проведенная Полиной лежа... Вечером между отцом и сыном произошел серьезный разговор. Услышав от Маурицио, что тот влюблен в Полину-Паолу и хочет на ней жениться, Сальваторе десять минут бегал как сумасшедший по кабинету, размахивал руками и орал на сына. Маурицио, подождав, пока бурное проявление чувств утихнет и пыль осядет, спокойно сказал: - Отец, как порядочный человек и сын строгого католика, я просто обязан теперь на ней жениться. - Значит ты?... Значит вы?..., - снова вскочил Сальваторе. - Да, это произошло только сегодня. Но если бы я знал, что ей всего тридцать пять лет и, следовательно, она может родить еще кучу детей, это случилось бы в первый же день. Сальваторе сник. До него дошло, что его мечта о Полине была всего лишь играющим всеми цветами радуги мыльным пузырем, им самим же и выдутым. Маурицио сочувственно посмотрел на своего отца. - Ты же всегда хотел, чтобы я женился и вырастил наследника нашего дела. Откуда мне было знать, что Полина и есть та женщина, которая мне нужна. В конце концов, я тебе очень благодарен за то, что ты ее мне привез. Ну, мир? – протянул он отцу руку. - Мир, - вздохнул Сальваторе. – Зови сюда Паолу, я благословлю вас. За прошедшие после этого разговора десять месяцев колокола небольшой деревенской церкви трижды звонили в честь семьи Сальваторе. Сначала, когда торжественно венчались Полина и Маурицио. Потом, когда Сальваторе женился на Илге. И вот совсем недавно, когда крестили новорожденного Сальваторе. Так Полина и Маурицио назвали своего сына. Это Сальваторе-старший настоял на том, чтобы все события были освящены церковью. Ведь он – строгий католик. Рассказ опубликован в марте 2009 в журнале " Люблю" Латвия.
ommaolga: Рассказ" В Роблингене идёт дождь" занял 3 место на конкурсе " РАССКАЖУ О ГЕРМАНИИ." ПОЗДРАВЛЯЮ тебя АЛЬБИНА ГАРБУНОВА и желаю новых творческих успехов!! ommaolga.
полная версия страницы