Форум » Книги & Массмедиа. Литературная страница » Альбина Гарбунова: Записки русскоязычной путешественницы » Ответить
Альбина Гарбунова: Записки русскоязычной путешественницы
albatros57: Юбилей 1. Мы едем, едем, едем… Говорят, что только отпетый лентяй не пишет путевых заметок. Придется исправлять свою отпетость, хотя понятия не имею, как это сделать, так как путешествовать люблю, но вот писать об этом… Ведь есть же какие-то законы и каноны жанра. А какие? Говорят, нужно быть объективным и беспристрастным. А это кому-нибудь уже удавалась? Что-то не читала пока ничего подобного. Значит и мне не удастся. Итак, мои необъективные и пристрастные заметки под названием «Юбилей». Ну, вот видите, ничего у меня не выходит, коль даже названия нормального придумать не могу. А сколько разных на языке крутится: от банального «Путешествие в Испанию» до недосягаемо возвышенного «Страна духовности и страсти». Но ни одно из них не отвечает моей необъективности и пристрастности. А вот «Юбилей» отвечает вполне. Сейчас объясню почему. Юбилей у меня в мае. Очень круглая дата. Вот такая же круглая случилась в прошлом году у моего мужа. Ой, что было!... Нет, на работе все прилично и пристойно: цветы, поздравления, шампанское, торт, салат «Оливье», бутерброды с лососем. Коробки с провиантом утром увез на работу, коробки с подарками привез после обеда домой. Доволен вниманием коллег и почти счастлив. Дома звонки по телефону: поздравления рекой со всего света. И, вдруг, пришли незваные гости поздравить. Ну, никаких проблем: холодильник полон, пироги выпечены по второму кругу, вино сами производим. Посидели, выпили, закусили, поболтали. Но тут пришли другие незваные. Тоже поздравить захотели. Тоже вроде бы все нормально. Но оказалось, что первые незваные состоят со вторыми незваными в серьезнейших разногласиях. И поскольку первые были уже изрядно под градусом, то сочли необходимым открыто выразить свою конфронтацию вторым. Вторые, пока еще были трезвы, вели себя сдержано, но стоило им попасть под влияние алкоголя, стали не лучше первых. Естественно, мы остались виноваты в том, что не смогли развести по времени две незваные группы гостей. Для этого хорошо бы иметь два дня рождения в году: один, например, в апреле, а другой в ноябре. И каждому знакомому сообщать свою дату, чтобы конфронтирующие стороны никогда даже случайно не сталкивались друг с другом за праздничным столом. Вернемся, однако, к нашим баранам, т.е. к путевым заметкам. Так вот, опасаясь повторения пройденного, мой юбилей мы решили отметить за пределами дома, города и даже, на всякий случай страны, в которой теперь живем. Мы собрались поехать в Испанию. Путевки, как водится, заказали заранее и стали молиться о том, чтобы нашлись еще 28 человек, желающих поехать в том же направлении, иначе ведь путешествие не состоится. Слава Богу, человеки нашлись, и даже не 28, а 48. Так что автобус был заполнен основательно и на двух местах по одному никто не сидел. За двое суток до отправления нам сообщили, какой автобус и когда заберет нас из Магдебурга. Купили мы до Магдебурга билет и стали упаковывать сумки. В Интернете я посмотрела погоду на десять дней вперед. Мне настолько хотелось, чтобы синоптики хоть на сей раз ее угадали, что я даже позволила себе поверить их предсказаниям. А пообещали они нам приятную солнечную погоду на побережье и уж просто откровенную жару и сушь в Мадриде. Жаре я особенно рада не была, но решила, что переживу, коль уж все равно ничего не изменишь. Взяли побольше маек и шортов, купальные принадлежности, шлепанцы, крем от солнечных ожогов, темные очки и отправились к месту встречи с автобусом. У нас день был прохладный, поэтому пришлось надеть свитера, куртки и брюки. Дорога до Магдебурга прошла без сучка, без задоринки. Автобусный вокзал в столице Захсен-Анхальта оказался, как и обещали, малюсенький и весь, как на ладони. Тут же встретились люди, направляющиеся в ту же сторону вместе с нами. Поболтали, подождали. Автобус Евротура подошел строго по времени и был почти пустым. Расселись по указанным в путевке местам и поехали в Ганновер, забирать основную группу путешественников. В автобусе было свежо и приятно. За окном мелькали зеленые поля и ветряки, дающие те самые драгоценные проценты экологически чистой электроэнергии, которыми так гордится Германия. На счет экологической чистоты не знаю, что и сказать. Конечно, радиоактивной пыли от ветряков нет, и выхлопных газов они тоже не производят, но вот почему-то люди ни за какие коврижки не соглашаются жить в непосредственной близости к этим сооружениям. Потому все они стоят на полях вдоль автобанов. Автобаны Германии заслуживают своей песни. Прекрасного качества дорожное покрытие, много полос, съезды с туалетами и местом для кратковременного привала через определенное количество километров и оборудованные всем на свете Rasthof ы. Вольный перевод этого слова – постоялый двор. А вообще-то слово Rast значит «отдых, передышка, привал». Так вот на немецких Rasthof ах есть все и для передышки и перекуса, и для полноценного отдыха с ночлегом. Цены, конечно, не слабые. Но в кафе кроме всяческой еды есть все напитки от холодных до горячих и даже горячительных, туалеты стерильны и имеют кроме всего прочего детские комнаты с пеленальным столиком и автоматом с памперсами, а в мужских и женских есть даже кондоматы. Что это такое? Ну, догадайтесь уж сами… Вспомните, что на дворе у нас уже 21-ый век, а тридцать лет назад нам к этому времени предрекали почти поголовную смертность от СПИДа. Вот, видимо, благодаря кондоматам мы еще и живем. И даже почему-то вопреки этим же самым кондоматам стремительно размножаемся: несколько лет назад торжественно поздравляли с рождением шестимиллиардного жителя планеты, а теперь уже поговаривают, что и семимиллиардный не за горами. Вот и разберись, вымираем или перенаселяем земной шар. Ставить всюду кондоматы или только в отдельно взятых странах. Вот и Ганновер. Муж не без ехидства спрашивает у меня: «Ну, как, узнаешь город?» «Еще бы!» - бравирую я. Только нам понятная игра слов. Сейчас объясню. На заре нашей жизни в Германии завлекли нас в Amwaj. Сейчас всюду есть такие продающие все что угодно финансовые пирамиды. Одна из них называется гордо Amwaj, т.е. американский путь. Пробыли мы в нем недолго, ровно до того момента как выяснили, что из ничего ничего и не берется, а обманывать людей мы не умеем, менталитет, так сказать, не тот. Ну, а пока выясняли истину, пришлось побывать не нескольких местных собраниях амвеевцев. А я еще и в Ганновер на общегерманское сборище съездила. Привезли нас куда-то на окраину города в огромный зал с трибунами. Народу тьма, сцена далеко и действо можно наблюдать только на экране. Хотя действа, строго говоря, никакого там и не было. Выступали, так сказать, передовики производства, т.е. те, кто завлек в Amwaj больше народу и заработал таким путем много денег. Ну, и все это сопровождалось комментариями руководителя всей этой вакханалии, бурным топаньем, хлопаньем и всеобщим ликованием сидящих в зале. Короче, Эрик Эриксон мог бы гордиться тем, как используют его разработки по корректированию психики. Так что в Ганновере я теоретически была, правда, практически его абсолютно не видела, хотя по утверждению нашего гида, присоединившегося к нам с основной группой, здесь есть что посмотреть. Центральный автобусный вокзал, конечно, приятного впечатления не производит: неуютно и грязно. Но это еще ни о чем не говорит. Вокзал того города, в котором мы сейчас живем, тоже не отличается ни чистотой, ни изяществом, однако городок имеет уходящую в дремучие века историю, отлично сохраняемые архитектурные памятники и богатейшие культурные традиции. И живем мы в нем уютно и спокойно. А в Ганновере мы еще побываем. Дальше едем мы мимо Геттингена с его старинным университетом, из которого, как помнится, еще Владимир Ленский «привез учености плоды». Забираем на Rasthof е двух путешественниц весьма почтенного возраста, потом заезжаем в Кассель, где к нам подсаживается одна юная дама из России и, наконец, прибываем в аэропорт Франкфурта-на-Майне, чтобы принять на наш борт прилетевшую из Сан-Франциско супружескую пару русских евреев, поселившихся в Новом свете, но пожелавших повидать и Старый. Теперь группа в полном составе. Мы едем к границе с Францией, а гид тем временем объясняет, что можно делать в автобусе, а чего желательно все-таки избегать, чтобы в течение всего времени, которое мы проведем на этом ограниченном пространстве, всем нам было максимально комфортно. Это касается, прежде всего, конечно же, пользования, или точнее сказать, непользования, туалетом. Потом раздает планы предстоящих экскурсий с ценами, просит подумать, кто и куда поедет и собирает деньги. Все это занимает немного времени. За окном уже темно. Европа едина и мы совершенно незаметно оказываемся во Франции. Делаем очередную санитарную паузу и, настраиваясь на Испанию, смотрим весьма тяжелый фильм «Высокие каблуки», который по-хорошему на сон грядущий смотреть было бы вредно. Но сон в автобусе мало кому грозит и проблема тут не в «Высоких каблуках», а как раз таки в низко находящихся ногах, которые к утру наливаются свинцом. Летать самолетом будем, когда станем богаче, а пока довольствуемся тем, за что в состоянии заплатить. Пару лет назад мы и об этом не смели мечтать. Так что качество нашей жизни неуклонно растет. Ночь проходит в дремоте и санитарных паузах, а на рассвете мы едем уже по Провансу, спускаемся вниз по Роне. Дорога идет все время вдоль этой красивой и полноводной реки, мы переезжаем ее неоднократно то слева направо, то справа налево. Невдалеке раскинулись виноградники, сады с уже розовой вишней, целые плантации помидоров. Вот уже дорожные указатели сообщают, что мы находимся вблизи Авиньона. Очень соблазнительные места и достойны того, чтобы их основательно посетить. Цель нашего нынешнего путешествия, однако, Испания, и мы продолжаем свой путь, не отвлекаясь на Прованс. В следующий раз… Наш автобус берет вправо, и мы покидаем эти благодатные места и по гипотенузе, которая, как известно, короче двух вместе взятых катетов, едем мимо Нима к побережью Средиземноморского моря. Все уже давно бодрствуют и ожидают кофе, с любопытством глядят в окно и радуются появляющийся вдали дымке над морем. Многие, как и мы едут этой дорогой впервые и ждут, что вот-вот пред ними раскинется морская гладь. Но гладь что-то медлит, а вместо нее перед нашими взорами появляются морские лиманы, эдакие озерца причудливых форм и соединенные кое-где с морем. Сотни крошечных островков придают побережью вид болота с мохнатыми кочками. Помня, однако, сколь соленая вода в Средиземном море, пусть даже и разбавленная в этих местах пресными водами Роны, мысль о том, что в зелени островков может прятаться клюква, как-то не возникает. Наш автобус покидает низовья Роны и перед нашими взорами, наконец-то, раскидываются морские просторы. Купальные принадлежности доставать, правда, пока еще рановато, ведь мы еще во Франции. Правда, в этот момент автобус наш слегка сбавляет скорость и слева появляется длинная лестница, ведущая на вершину холма к малопонятному сооружению из красного кирпича, призванному хоть как-то обозначить прозрачные нынче границы Европы. И пока народ допытывается, а где же все-таки граница, она оказывается уже далеко позади, а мы в Испании. Дорога бежит правее моря к Пиренеям, и мы видим уже их внушительные холмы, густо покрытые в этих широтах лесами. Часа через полтора мы снова спускаемся к морю и прибываем в наш городок на Коста Брава. Едем по улице, расположенной вдоль моря и состоящей из магазинов, кафе и отелей. У одного из них наш автобус останавливается. Прибыли. Девятиэтажный отель, рядом голубой бассейн, называемый нынче Pool, пальмы и пляж через дорогу. Полдень, теплый воздух, свежий морской ветерок…
Ответов - 12
albatros57: 2. Пенный шелест волн прибрежных В отеле улаживается все быстро, получаем ключи, едем в лифте на девятый этаж, заходим в номер и первым делом открываем балкон: с двух сторон «море, море, мир бездонный…». Много раз слышала реплики отдыхавших на морях, что вот, дескать, в каталоге было написано, что комната с видом на море, заказали, приехали, а оказалось, что кромка находящегося в шести километрах моря, бывает видна лишь изредка, да и то при очень ясной погоде. У нас же все отлично. Муж тут же плюхается на кровать и радостно сообщает, что даже лежа можно любоваться морем. Это девятый этаж дарит нам свои преимущества. А, когда выходим в коридор, то и оттуда видим море с третьей стороны. С четвертой стороны, за отелем его видно не было, т.к. поселились мы не на острове. А было бы интересно! Но это тоже как-нибудь в следующий раз… Пока распаковываем чемоданы, через открытый балкон врываются к нам звуки улицы и призывный шелест волн. Мысль «выпасть в горизонталь» и отоспаться за проведенную без сна ночь в автобусе, рассасывается как-то сама собой. Поев, оттянувшись по полной программе под струями душа, достав фотоаппарат и сделав пару снимков с балкона, мы спускаемся вниз. Череда магазинов со всем необходимым для путешествующих, открытые кафе, кафе-мороженое, мороженое просто без кафе на каждом шагу. Покупаем два разных: лимонное и вишневое. Едим по очереди одно и другое. М-м-м-м, вкусно! А вот и подземный переход через дорогу к морю. Нет, движение здесь вовсе не сумасшедшее, но дорога в целях безопасности отгорожена от пешеходной части и попасть на противоположную сторону можно только через неглубокие, выкрашенные белым снаружи и изнутри подземные переходы, которых на этой улице множество. Выныриваем из тоннеля и сразу же оказываемся на пляже. Тапки прочь и бегом босыми ногами к воде. Песок крупноватый, но очень теплый. Муж тут же закатывает штанины брюк и заходит в воду. Я делаю то же самое. Прохладно… Но ведь еще и не сезон. Хотя смельчаков на берегу достаточно. Терпеливые уже просто шоколадные от южного солнышка, а нетерпеливые больше похожи на вареных раков. Для меня вопрос о том загорать или нет, давно решен врачами в пользу частицы «не», потому я не завидую терпеливым, но сочувствую нетерпеливым. Статистика утверждает, что каждую осень процент заболевших раком кожи стремительно скачет вверх. А медики не устают твердить, что это результат солнечных ожогов. Ввиду того, что мне еще очень хочется поездить по этому свету, на тот я не тороплюсь, к советам врачей в данном вопросе прислушиваюсь и не только ношу с собой крем от солнечных ожогов, но и пользуюсь им в необходимых случаях. Сегодня как раз такой. Долго бредем то по воде, то по мокрой кромке песка и доходим до железнодорожной станции. Ну, супер! Рельсы в десяти метрах от пляжа. Выскочил из воды, отряхнулся и в вагон. Но мы изображаем приличие: садимся на каменную разогретую солнцем лавочку, стираем с ног песок и обуваемся. Все-таки в люди идем – на вокзал. Любопытно взглянуть на испанскую систему железнодорожного сообщения, да и некоторые планы на будущий и единственный выходной от экскурсий день имеются. В Пуболь бы съездить не помешало. Тупо смотрим на автоматы, возле которых деловито суетятся испанцы. Подходим к свободному. Все надписи на дисплее по-испански, даже на английском нет. Что поделаешь: великие нации чужих языков не признают. Выручает ненавистная латынь (да простят меня латинисты), университетский курс которой говорить на ней меня, конечно, не научил, однако вживил в мой мозг определенный набор корней, которые и помогают в безвыходной ситуации прочесть хоть что-то. Подсматриваем за испанцем, что стоит у соседнего автомата и тыркаем пальцем в ту же клавишу. Ага: Барселона, Таррагона… Уже не плохо. Но как же добраться до Пуболя? Нажимаем на стрелки вниз и вверх. Незнакомые названия бегут, но Пуболя нет. Закрадывается сомнение, а можно ли туда вообще попасть на поезде? Идем к кассе. Объясняюсь на немецком. Ура, меня понимают. Но на поезде в Пуболь не попасть, сообщает нам кассирша. И на автобусе тоже. А на чем же? Только на своем транспорте. Значит на ослике, вспоминаю я слова нашего гида. Пуболь отпадает. Ладно, придумаем что-нибудь другое, а пока пойдем-ка выпьем пива в баре, а то в горле что-то совсем пересохло. Бармен по-немецки не понимает вообще. Муж делает попытку на английском. Бесполезно. Показываем пальцем и на пальцах. Великая сила жеста срабатывает безотказно. Берем по запотевшей кружке и садимся за столик на улице. Очень вкусное пиво, немного напоминает наше, латвийское… Покидаем бар и не спеша идем по пешеходной улице. Тепло, приятно, как и обещал Интернет. Фрукты и клубника на каждом шагу. Заходим в магазин. Витрины заполнены средиземноморской керамикой. Мы происходим из той части Латвии, которая производит очень качественную керамику, потому толк в этом деле знаем. Присматриваемся к изделиям местных мастеров: есть экземпляры стоящие внимания. Мне для кухни нужна емкость с ручкой и носиком для оливкового масла. Здесь такой я не замечаю. Но все равно здешняя керамика мне нравится. Решаю, что если за время поездок по Испании я не найду ничего подходящего, то куплю здесь просто что-нибудь на память. Муж уже поднялся вверх по ступенькам в другой отдел и оттуда призывно машет мне рукой. Подхожу и я. Действительно, есть на что посмотреть: деревянные бочки с вином лежат штабелями. Не особо веря в то, что меня поймут, спрашиваю, есть ли херес. Продавец не только понимает, но и на прекрасном немецком объясняет, что херес есть, но только сладкий и предлагает нам его попробовать. С удовольствием… Продавец наливает вино в малюсенький стаканчик. Нет, чересчур сладко. А полусухого в бочках не имеется. Пробуем несколько сортов красного вина с очень мудреными названиями. Два из них нравятся нам очень. Просим налить бутылку одного из них. Это к ужину. Заходим еще в пару магазинов. Покупаем клубнику и несколько помидоров. Все это, конечно, круглый год есть и в Германии, но настоящая немецкая клубника появится в июне, а помидоры и того позже: и конце июля. Здесь же климат благоприятнее и все это уже лежит на прилавках. Вот и хочется нам пораньше схватить настоящий витамин, выращенный на солнышке. Незаметно подходим к нашему отелю. Ну, вот половина городка уже обследована. Ужинаем в ресторане отеля и снова выходим, чтобы подышать морским воздухом и прошвырнуться по второй половине городка. Толпы неспешно прогуливающегося народа заполняют улицу. На каждом углу звучит своя музыка. Солнце уже село, но темно на улице не стало, так как зажглись фонари, вывески, витрины. Народ снует по магазинам, сидит в кафе и барах и, несмотря на поздний час, вовсе не собирается расходиться по домам и комнатам отелей. Мы же, почувствовав часов в одиннадцать, что ноги уже просто не в состоянии нас держать, идем к себе в номер и падаем замертво. Проснувшись среди ночи и, переворачиваясь на другой бок, слышу, что улица все еще живет своей бурной жизнью. «Интересно, когда же они все идут спать?» - думаю я, и снова проваливаюсь в объятия Морфея.
albatros57: 3. Барселона!.. Барселона!!! Утро: душ, завтрак, немудреные сборы и в половине девятого группа в полном составе уже сидит в автобусе. Сегодня едем в Барселону. В десять часов там нас ждет наш барселонский гид. Теперь от моря мы уже не отклоняемся, едем строго вдоль берега и любуемся голубой гладью до самой Барселоны. Въезжаем в город, и на некоторое время море исчезает из поля нашего зрения. Но не надолго. Подсевший к нам в условленном месте гид везет нас в первую очередь к «олимпийским воротам» и порту, откуда в 92-ом году начиналась олимпийская регата. «Ворота» представляют собой два высоченных и узких, упирающихся прямо в небо здания из бетона и стекла. Одно из них опутано причудливой решеткой, состоящей из треугольников, второе, словно четырехгранное веретено, увито балконами. За ними бывшая олимпийская деревня, заселенная теперь барселонцами и порт, в водах которого стоят нынче небольшие частные дорогие и не очень посудины. Целый лес мачт высится над водой. Выходим из автобуса, снимаем, фотографируем, фотографируемся. Гид рассказывает нам о том, сколько и чего было построено к олимпиаде, что ради этого пришлось снести целые кварталы старых, не имеющих архитектурной ценности построек. О том, что город не может расстраиваться ни в длину, ни в ширину: с одной стороны море, с трех других – горы. Поэтому растет он только вверх и вниз, за счет замены старых малоэтажных зданий многоэтажными новыми. Повествует о том, что из города убраны все предприятия, они перенесены на много километров за город, а опустевшие площади тоже застроены современными жилыми кварталами. И, несмотря на титанические усилия властей Барселоны, стоимость квадратного метра жилья лишь чуточку ниже стоимости аналогичного метра в Москве или Токио. А это, как известно, самые дорогие города мира. Что поделаешь, нужно же двум миллионам барселонцев где-то жить. А мы снова садимся в автобус. Хоть город и подпираем со всех сторон морем и горами, однако он великоват для пешеходных экскурсий, особенно, если за ограниченное время хочется увидеть как можно больше. Едем по современным широким улицам со строго организованным дорожным движением. Гид обращает наше внимание еще на одно здание, виднеющееся вдалеке, и тоже построенное к олимпиаде 92-года. Барселонцы называют его снарядом. И не напрасно… А справа уже видна арена корриды. Гид сообщает, что это новое помещение и построено оно недавно и а в арабском стиле. Называет точные координаты арены, рассказывает, что коррида в Барселоне проходит каждое воскресенье (а сегодня именно оно) с семи до десяти вечера. И билеты стоят от двадцати евро и выше, в зависимости от места. Многие выражают желание после всех экскурсий по городу остаться на корриду. Я к числу многих не отношусь. Меня вообще всю мою сознательную жизнь смущало убийство животного не ради поддержания жизни человека. И все эти сафари ради рога от носорога и шкуры тигра не по мне. Мне лично даже крокодила жаль, если его убивают на туфельки и сумки из крокодильей кожи. Современная промышленность вполне способна сымитировать рисунок абсолютно любой кожи, и убивать животное только чтобы похвастаться, что имеешь сумку из натуральной, кажется мне просто аморальным. Нет-нет, к партии «зеленых», защищающих свои шкурные интересы, а не интересы природы, я не отношусь. Потому и не отношусь… Фу, запахло политикой, а ведь мы приехали отвлечься от повседневности. Давно уже замечено, что если собравшиеся в тесном кругу мужчины говорят не о женщинах, а собравшиеся на девичник женщины – не о нарядах, а о политике, то общество больно. Испанцы, искренне желая излечиться от этого недуга, запретили себе в любом кругу за столом говорить о трех вещах: о корриде, о футболе и о политике. «И, боже вас сохрани, не читайте до обеда советских газет», - говорил профессор Преображенский в «Собачьем сердце». «Да ведь других же нет», - возражал ему на это доктор Барменталь. «Вот никаких и не читайте!» - подытоживал профессор, утверждая, что по его многочисленным наблюдениям у читающих снижается аппетит и ухудшаются коленные рефлексы… Или наоборот (ну, не сильна я в медицине). Но это и не важно. А важно то, что нашему здоровью разговоры о политике пользы явно не приносят. За размышлениями как-то незаметно доехали до великого, однако, и по сей день незаконченного творения Антонио Гауди: собора Святого семейства. Бедный гений был так озабочен строительством собора, что попал под первый же пущенный в Барселоне трамвай и закончил свои дни в больнице для нищих, успев построить лишь четыре башни из двенадцати (по числу Апостолов). Возведенный им фасад Рождества выглядит пусть и непривычно для собора, однако величественно и внушает благоговение и перед Богом и перед гением Гауди. 170-тиметровые шпили, увенчанные необычными по форме и оформлению крестами, рвутся в небо. Главный портал венчает зеленая каменная мирта с белоснежными голубями, а под нею изящнейшая сцена Рождества. «Декоративность – начало архитектуры», - не уставал повторять Гауди, и все, что он успел построить, соответствовало этому девизу. Язык его визуальных образов был столь индивидуален, что те, кто теперь пытается достроить этот собор, по-моему, не только напрасно тратят время и деньги, но еще и портят эту гениальную импровизацию в камне. И дело даже не в том, что возведенный недавно второй фасад значительно светлее потемневших от времени башен Гауди (это исправимо), а в том, что нет в нем ни духа, ни стиля собора, задуманного архитектурным гением. Озабоченные подобными мыслями, мы переезжаем в парк Гуэль, чтобы насладиться «неиспорченным» Гауди. И в самом деле, как нас и предупреждал гид, мы не видим там ни одной прямой поверхности. Да, и откуда им взяться, если образцом совершенства архитектор считал куриное яйцо, а природу называл самым авторитетным архитектором и всегда подстраивался к ней. В парке это особенно заметно: деревья наклонились в сторону, и все столбы наклонились вслед за ними. А сколько цвета и света излучают обыкновенные лавочки, облицованные пестрой керамической плиткой! А как удобно на них сидеть: и для позвоночника предусмотрен естественный изгиб в спинке, и, простите, попа тоже не обделена вниманием. Потому, не смотря на то, что сидения каменные и вроде бы твердые, сидеть на них пусть не мягко, однако очень удобно. И, конечно же, снова не обошлось без реверанса природе-матушке: все лавочки сделаны в форме одной огромной раковины, покоящейся на наклонных столбах, будто на стволах деревьев. Спускаемся чуть ниже: фонтан в виде симпатичной пестро-зеленой ящерицы. А вот и в виде осьминога. И все это засажено зеленью. Как? Ну, не знаю… Как-то умудрились сделать так, что и вода течет и кустики не вымываются, а растут спокойно рядом. А еще ниже несколько «пряничных домиков». Стены шоколадного цвета, крыша, будто из сахарной глазури и посыпана сверху чем-то веселым. Глаз не оторвать, да еще в такой как сегодня теплый и безоблачный день. С погодой, к слову сказать, пока везет. И все строго так, как обещали метеорологи из Интернета: на побережье приятное тепло и без осадков. Может быть, и зря я им не доверяю? Жаль покидать уютный парк, но нас ждет готический квартал. Проезжаем еще пару домов, построенных Гауди по заказу богатых горожан. Что и говорить, он даже себя не повторяет, не говоря уж о плагиате. Что ни здание – то удивление. Без Гауди Барселона бы очень проиграла. А к готическому кварталу не прорваться: предвыборная компания в самом разгаре, по улице организованно идут толпы народа. Демонстрация… Пока автобус стоит, гид выходит к блюстителям порядка, чтобы узнать, как долго будет перекрыта улица. Через три минуты мы уже едем вслед за демонстрацией, которая, оказывается, направляется туда же, куда и мы. Гид шутит, говоря, что наш автобус становится участником политического движения. Толпа сворачивает направо, но нам туда нельзя, мы туда с нашим крупногабаритным транспортом просто не влезаем. Мы едем на парковку, а оттуда пешочком в готический квартал. По дороге гид показывает нам остатки старых крепостных стен, защищавших римское поселение «Барсино». Улавливаете, откуда нынешнее название Барселоны? Стены, естественно не стоят просто так бесхозно: на их фундаментах предки, начиная с 11-го века, возводили строения. Большинство зданий возникли в средние века, потому и в готическом стиле. Их не сносят, не перестраивают, лишь любовно реставрируют, сохраняя их средневековый дух. В этом квартале много небольших площадей. На одной из них при римлянах был невольничий рынок, т.е. продавали рабов. А сегодня сюда приехали андалузцы. Вот пестрая группа женщин в платьях из сплошных воланов. А вот двое мужчин при полном параде стоят возле своих андалузских лошадей. Лошади не церемонятся, справляют свои большие и малые нужды прямо на площади. Запахи «природы» смешиваются с запахами еды, которую готовят здесь же. И все это, да плюс теплый солнечный денек, создают неповторимый фон для фламенко. Гид никуда нас не торопит. Да и бесполезно: от этого зрелища невозможно оторваться. Несколько женщин стоят в сторонке и поют. Непривычная для нашего уха, страстная гортанная мелодия летит над площадью. Пара танцует фламенко. Лица отрешенные, в пальцах щелкают кастаньеты. Всегда думала, что главная роль в этом танце отведена женщине. Ан, нет: ведет мужчина. Да как ведет! Поджарое тело его легко изгибается, словно он матадор, и перед ним не женщина, а бык. Впрочем, пара мощнейших быков, завершая андалузскую картинку, стоит в непосредственной близости к танцующим. Пение внезапно, будто на полуслове обрывается и тут же начинается снова. «О чем поют они?» - спрашиваем мы гида. Он улыбается, и объясняет, что поют они на наречии, принятом в Андалузии. Он, житель Каталонии, его не понимает. «О чем поют? О любви, конечно», - добавляет гид. Не без сожаления покидаем эту площадь и идем по узким улочкам готического квартала. Страстная мелодия любви несется вслед за нами до следующей площади, где находятся здание Каталонского правительства, часовня и здание Муниципалитета. Гид обращает наше внимание на огромную шикарную люстру, которая видна сквозь окна последнего здания. Там красивейший парадный зал, побывать в котором могут лишь высокие гости Каталонии. А мы просто туристы, и у нас свои преимущества. Фламенко мы уже полюбовались, а теперь набрели на басков. Совсем другой колорит: строгие, в черных плоских беретах, стоят рядочком, играют и поют. Сразу видно, что они уроженцы северной области Испании: характер нордический. А нашим вниманием снова пытается завладеть гид. Теперь он показывает нам потрясающую своим изяществом кружевную мостик-арку между двумя домами. Сделана она не только ради того, чтобы остолбеневшие от красоты туристы стояли там, задрав головы, но и для того, чтобы соединить Дворец Правительства с Домом Каноников. Это лишний раз говорит о том, что хоть церковь здесь и отделена от государства, однако живет с ним в любви и согласии. Узкие готические, с отголосками римского владычества, улочки выводят нас на большую площадь, залитую солнцем. Здесь расположились каталонцы, танцующие Сардану. Так они выражают свое национальное самосознание и обращаются к Богу. Танцуют Сардану, оказывается, все, кому в этот момент хочется это делать и только по воскресеньям ближе к полудню. Становятся в круг, руки подняты вверх, передвигаются на пальчиках. Чем-то все это напоминает греческий танец сиртаки. Музыка, однако, имеет совершенно иной ритмический рисунок. Любопытно, что все вещи танцующих лежат кучкой в середине круга. Так-то оно надежнее. Нас гид тоже предупредил заранее, что сумка, находящаяся за спиной туриста, местными любителями легкой поживы расценивается как призыв к действию. Это не в укор испанцам. Об этом предупреждают гиды во всех крупных, наводненных толпами туристов, городах Европы. А наш путь лежит на вершину Манжуика, холма, на котором был построен олимпийский стадион. Ну, стадион как стадион, а вот вид со стометровой площадки на Барселону совершенно великолепный. Мы снова видим Собор Святого семейства, «ворота олимпиады», «снаряд», порт, бескрайнее море. А вот и Колумб на высоченной колонне, внутри которой есть лифт, поднимающий туристов на высоту птичьего полета. Великий путешественник гордо показывает рукой в сторону моря. Но, по утверждению нашего гида, если плыть в ту сторону, куда он показывает, попадешь отнюдь не в Америку, а только в Италию. Не силен был, видно, скульптор в географии. Полюбовавшись Барселоной с высоты, мы снова едем к центру города. Проезжаем мимо комплекса выставочных павильонов, построенных к всемирной выставке ЭКСПО. Потом едем мимо старой арены корриды. По-моему, это мрачное сооружение гораздо больше соответствует тому действу, которое в нем происходило. Но его уже переделывают под торговый центр. Вот мы подъезжаем к подножию памятника Колумбу. Отсюда начинается знаменитая череда бульваров Ла-Рамбла. На тысяче двухстах метрах находится все, начиная от птичьего рынка и заканчивая университетом. Здесь есть церковь Вифлеема, церковь святой Моники и госпиталь «Святого Креста», дворцы Моха, Виррейна, Марч и Гуэль, Гран-Театре-дел-Лиесу и рынок Бокерия, здесь есть фонари ранней работы Гауди и живые скульптуры, здесь гимнасты показывают свои головокружительные сальто и через каждые двадцать метров музыкант или певец «пленяет своим искусством свет». Здесь передвигаются не спеша несметные полчища туристов, здесь сумку нужно держать впереди, а фотоаппарат всегда наготове. Разглядывая все, что нас интересует, мы доходим до площади Каталонии и спускаемся в метро. Ну, этим подземным видом транспорта сейчас, пожалуй, даже индейца уже не удивишь. Поражает то, что центральный железнодорожный вокзал Барселоны находится тоже под землей. Помните, гид говорил нам, что город растет только вверх и вниз. С «вверх» как-то сразу всем все было понятно, а вот как он растет вниз, выяснили мы только сейчас. Дело идет к вечеру, мы снова садимся в автобус, чтобы проехать совсем немного по Барселоне и попрощаться с нашим сегодняшним гидом, который интересуется, есть ли у нас к нему вопросы. Кто-то спрашивает, как он так хорошо выучил русский язык, что даже шутит исключительно по-русски. Гид рассказывает, что во время гражданской войны 1937-го года его семью пригласило правительство СССР в Москву. Он был тогда совсем ребенком и вырос в России в испанской семье, но в русской среде. Когда же генерал Франко почил в бозе, в Испании была восстановлена монархия, и король Хуан Карлос предложил испанцам вернуться на Родину. Многие вернулись, в том числе и наш гид. Было это в 1975 году. Все, пора и честь знать. Аплодисменты от нас за прекрасно проведенный день. Далее следует наше свободное время, и каждый выбирает свой путь: кто-то остается на корриду, кто-то, чтобы посмотреть на «поющие фонтаны», а кто-то едет в отель. Мы выбираем фонтаны. До сумерек гуляем по городу, едим мороженное. Потом идем к фонтанам. Они еще молчат. Мы поднимаемся вверх по ступенькам параллельно с пока еще сухими каскадами. Потом едем на эскалаторе к самой высокой площадке, чтобы сделать оттуда панорамные снимки вечерней Барселоны. Двумя ступеньками выше едет очень милая девочка лет десяти с мамой и старшим братиком. Разговаривают по-русски. У меня тут же возникает мысль: «А почему дети не в школе, ведь каникулы еще не наступили». Однако потом соображаю, что это, скорей всего, дети так называемых «новых» русских и ходят они в особую школу с особым расписанием каникул. Вдруг, где-то на середине пути, девочка что-то роняет из рук и, не замечая потери, невозмутимо едет дальше. Присматриваюсь, на середине ступеньки лежит совершенно безобидный небольшой шуруп. Но, когда до конца подъема остается пара секунд, девочка делает ножкой какое-то молниеносное па, и эскалатор плавно останавливается. Все, господа, кому не повезло оказаться впереди этой малолетней хулиганки, заклинившей чуткий механизм обыкновенным шурупом, придется топать вверх пешком. Сумерки сгущаются, народ прибывает. На самой верхней площадке заканчивается какое-то «высокое собрание» политического толка. Дамы в вечерних туалетах и мужчины во фраках стоят вокруг оглушительно бьющих в барабаны музыкантов. Мы находим подходящую точку для съемки. Муж впервые решил снять нашим фотоаппаратом видео. Ровно в девять фонтаны начинают действовать. Струи поднимаются все выше и выше. Вот вода полилась уже по каскадам, и заработали все боковые фонтаны. Слышен только шум падающей воды и гром барабанов. Струи разбрасываются в разные стороны, собираются в пучок, вращаются и переплетаются, потом все это превращается в клубы пара. Цвет: от малинового до бирюзового. Количество вариантов неисчислимо. И все это в ритм барабанов. Народ мигрирует, ищет свою нишу для съемки. Мы тоже спускаемся на пару пролетов, я нахожу себе место на боковой скамейке, муж садится прямо на ступеньки, оттуда гораздо лучше видно главный фонтан. Полчаса барабанной музыки сменяется классической частью: Моцарт, Гендель, Вивальди, Бородин, Римский-Корсаков… Не смею пошевелиться, зачарованная разноцветными льющимися струями и чудесными мелодиями. Классическая часть вступает в заключительную фазу. Знаменитая каталонская певица Монсеррат Кабалье… А вот и «золотые теноры», и поют они известное на весь мир со времен олимпийских игр 92-го года: «Барселона! Барселона!!!..»
albatros57: 4. Ночь в Мадриде В Мадрид, расположенный по желанию Филиппа II в абсолютном центре Испании, выезжаем настолько рано, что ресторан отеля еще не работает и завтрак выдают нам в виде сухого пайка. Не проблема: горячий чай-кофе получим в автобусе и, как только вырулим на автобан, подкрепимся тем, чем Бог в лице отеля послал. Дорога предстоит не ближняя: 600 километров. Сначала нас сопровождает ставший уже привычным средиземноморский ландшафт: холмы, покрытые виноградниками, фруктовыми деревьями, полями, засаженными помидорами и фасолью. Но чем дальше отъезжаем мы от моря, тем горы становятся выше, зелень скуднее, деревья и кустарники попадаются все реже, и, наконец, исчезают вовсе. Справа и слева мы видим только белые, оранжевые, а подчас и откровенно красные пласты гор с редкими островками травы, внизу – удивительной красоты каньоны или ущелья с маленькими, но бурными реками. Населенных пунктов чрезвычайно мало, лишь иногда замечаем производственные деревни, которые во всей Европе строят сейчас подальше от городов, но поближе к дороге. Испания, вступившая 18 лет назад в Евросоюз, тоже не отстает: дороги построены замечательные и города освобождены от любого производства, включая пищевую промышленность. Кварталы, где раньше стояли цеха заводов и фабрик, заняты теперь спальными районами, а в зданиях центральной части городов находятся всевозможные учреждения, офисы и магазины. Просыпаясь рано утром, испанцы, как и прочие городские жители Европы, садятся в машину или в общественный транспорт и уезжают на весь день из своих спальных районов. Одни едут в центр города, а другие наоборот, вообще из города, в производственную деревню, чтобы делать там машины, или консервы, или детские игрушки, например. Видим на горе силуэт огромного черного быка из жести. Гид поясняет, что это единственная разрешенная реклама вдоль дороги. Такой же бык изображен на этикетке четырехгранной бутылки с очень крепкой водкой. Знатоки суровых напитков берут это себе на заметку. Похоже, что на обратном пути багажа прибавится: многие захотят «взять быка за рога» и увести его домой. А вот через дорогу стоит огромная дуга. Это нулевой меридиан, тот самый, который называют Гривичем . Значит, от того места, где живем, мы с мужем проехали ровно 12 меридианов. Мало того, что наш городок находится на 12-том меридиане, так ведь и рабочий стол моего мужа стоит прямо на нем. Так что меридианы для нас являются почти личной недвижимостью. Часам к трем дня, минуя Арагон, посмотрев обе серии фильма «Дульсинея Тобосская» с Натальей Гундаревой в главной роли, налюбовавшись видами за окном и подремав, мы прибываем в Мадрид – самую высокогорную столицу Европы. Четыре с половиной века назад никакого Мадрида здесь не было и в помине. А была деревня в трехстах километрах от Средиземного моря на юг и в такой же отдаленности от Атлантического океана на север, на высоте 646 метров над уровнем моря, где зимой было довольно холодно, а летом в такой же степени жарко. Впрочем, все это сохранилось без изменения и по сегодняшний день. Изменилась лишь одна деталь: с тех пор, как Филипп II перевел сюда из Толедо королевский двор, деревня превратилась в столицу и разрослась за четыре с лишком века до огромных размеров, ведь ее рост в длину и в ширину не сдерживается ни морем, ни горами. Современный город с широкими улицами, раскинувшийся на семи, так же как Рим и Москва, холмах имеет три миллиона жителей и более миллиона единиц транспорта. Это, естественно создает серьезные проблемы, т.е. пробки на дорогах в любое время суток. Но сегодня нам явно везет. Точно в назначенное время мы появляемся на площади, где к нам подсаживается донья Анна – наш мадридский гид. Маленькая, миленькая дама, прекрасно говорящая по-русски. «Откуда такой язык?» - задаем мы традиционный вопрос. «Да бабушка, мамина мама была российской еврейкой, знавшей помимо русского еще и немецкий с французским», - сказала Анна. И добавила, что ее папа-испанец, когда в семье появились трое детей, сказал своей теще: «Бог с ними и с немецким и с французским, а вот по-русски дети говорить обязаны». И бабушка взялась за дело и всех выучила не только говорить, но и читать и грамотно писать по-русски. А потом Анна окончила факультет русской филологии в Мадридском университете и связала свою профессию с русским языком. Вот бы некоторым нашим соотечественникам, волею судеб оказавшимся в Германии, прозорливость и чадолюбие папаши-испанца. А то ведь привозят сюда из России малолетних деток, отдают их в детский сад, потом в школу. К десяти годам ребенок прекрасно знает не только разговорный немецкий, но читает на нем и пишет. А русский забывает напрочь, не может поговорить с российской бабушкой по телефону, не говоря уж о том, чтобы написать ей письмо. Но виноваты-то в этом мы, взрослые мамы и папы, стесняющиеся общаться с ребенком на своем родном языке в присутствии немцев, да и дома предпочитающие говорить чаще на неправильном чужом, чем на правильном русском. Милые мои! Насколько я была бы богаче интеллектуально и духовно, если бы с пеленок моя мама говорила бы со мной на ее родном немецком, а мой папа – на его родном польском. Русский знала бы я в любом случае, т.к. в том сибирском селе, где я росла, были только русские школы. Выйдя замуж в Латвии за латгальца, я поставила себе и мужу цель, научить наших детей обоим нашим родным языкам. В результате дочери, окончив латышскую школу и получив высшее образование на латышском языке, прекрасно говорят на русском и латгальском. Разве стали наши дети беднее оттого, что могут прочитать Пушкина и Толстого в подлиннике, посмотреть латгальский фильм или послушать латгальскую народную песню. Разве помешал бы мне «Фауст», прочитанный на немецком в семнадцать, а не в сорок семь лет? Разве не лучше было бы читать Мицкевича и Сенкевича на польском, а не на русском? Однако пора вернуться к донье Анне, которая благодаря своим близким рассказывает нам на чистейшем русском языке о великом сыне Испании, написавшем, сидя в тюрьме, знаменитейший роман всех времен и народов. А вот и памятник ему и героям его книги. Беломраморный Мигель де Сервантес восседает на цилиндрическом возвышении перед четырехгранной стелой, придерживая правой рукой свое творение. А у подножия медный Росинант, опустив безнадежно голову, везет своего печального рыцаря идальго Дон Кихота, вооруженного копьем и облаченного в латы. Рядом шагает осел с верным Санчо Пансой на спине. С четырех углов смотрят на нас четыре Дульсинеи. Предвидя вопрос: «А почему их четыре?», Анна говорит, что реально у Дон Кихота не было ни одной возлюбленной. Дульсинея была плодом его романтического воображения. А фантазию, сами понимаете, трудно поймать за хвост и заставить сидеть на месте. Она всякий раз отличается от предыдущей, как вот эти Дульсинеи: вроде бы похожие, но такие разные. Переезжаем к Королевскому дворцу. Сооружение, и в самом деле, царское и короли в нем в былые времена, действительно, живали. Однако при франкистском режиме все перешло государству, а когда монархия вернулась в Испанию, король Хуан Карлос не стал настаивать на возвращении ему его законного имущества и живет со всеми своими чадами и домочадцами в резиденции более скромной, чем эта. А почти три тысячи комнат самого большого Королевского дворца Европы используются для представительских целей, но частично открыты и для почтенной публики, желающей увидеть, как жили короли Испании в 18-ом веке, ибо именно в этом веке Филипп V построил дворец по образу и подобию французского Версаля. Первым Бурбоном на испанской земле был Филипп V, и очень тосковал по Франции. Сады и парки окружают дворец, а напротив кафедральный собор Божьей Матери де ла Альмудена, в котором в 2002 венчался наследный принц, сын последнего на сегодняшний день правящего Бурбона – Хуана Карлоса. Собор сильно пострадал от бомбежки во время гражданской войны, потом был восстановлен и освящен самим папой Иоанном Павлом II. А мы идем дальше. Вот оперный театр, построенный в середине 19-го века. А пред ним конная статуя Филиппа IV. Гид Анна просит нас запомнить эту статую хорошенько. Постараемся. Переходим на Плаза де Вилла, где находится Старая Ратуша в стиле барокко. Сейчас там мэрия Мадрида и над центральным входом развеваются три флага: Испании, области Мадрид и города. Бредем по средневековым улочкам, и гид показывает нам несколько старых, но действующих и по сей день монастырей. Говорит, что монастыри пустуют, что осталось только восемь монахов в мужском и одиннадцать монахинь в женском. «Не идут нынче в монастырь», -- заключат Анна. «Жаль», -- слышится мужской голос. «Вы так говорите, а вот сами пошли бы?» -- спрашивает Анна. «Ну, смотря в какой…», -- «ничтоже сумняшеся» отвечает турист. А вот и обрамленная аркадами и колоннадами по всему внутреннему периметру знаменитая Плаза Майор, т.е. большая площадь с очередной конной статуей в центре. Это уже Филипп III. Эту статую запоминать нам не нужно, просто полюбуемся и отойдем, чтобы посмотреть на открытые не так давно фрески на фасаде Дома Булочника. Неплохо жили булочники в 17-ом веке: четырехэтажное здание в стиле барокко на центральной площади, увенчанное двумя башнями. В центре, между пятым и шестым окном герб на два этажа и, конечно же, фрески! М-да: Дали отдыхает… Под чутким руководством доньи Анны мы представляем, как в базарные дни булочник выходил на площадь, чтобы поторговаться, а в праздничные прямо из окна своей спальни наблюдал корриду или аутодафе. И не шучу я вовсе. В те времена каждый мало-мальски воспитанный жених считал делом своей чести приурочить день своей свадьбы к сожжению на костре очередной ведьмы. И «развлечение» знатное, да и будущей жене в назидание, дескать, видишь, как опасна эта профессия, лучше уж сразу выбрось это занятие из головы, а то детки без мамы останутся, да и мне накладно слишком часто жениться. Покидаем «большую» площадь и отправляемся на центральную площадь Пуэрто дель Соль. Это не только центр Мадрида, но и центр всей Испании. Камень за часовой башней указывает на нулевой километр. Здесь тоже есть конная статуя, но уже Филиппа II. Именно он задумал эту площадь, как общественный центр города. Построенная с небывалым размахом, она долгие годы служила театром под открытым небом. Ну, и сами понимаете, что во времена Святой Инквизиции и здесь не обошлось без экстрима: оглашались приговоры, производились казни. В углу площади стоит еще одна статуя, слава Богу, не конная – медведь у земляничного дерева – эмблема Мадрида. Говорят, что земляничного дерева в природе не существует, а вот медведей во времена Филиппа II было предостаточно и жили они именно здесь, где сейчас находится Мадрид. Интересно, где они теперь обитают? Неужели там же, где и земляничное дерево? Одно из зданий площади – старинный Дом Почты, увенчанный башенкой с четырьмя циферблатами. Под звон этих часов жители Мадрида празднуют наступление Нового Года. Прямо с площади донья Анна ведет нас на пешеходную улицу. Нижние этажи – сплошные бутики. Имена на вывесках этих магазинов говорят о ценах в них. Люди со средним достатком в бутики либо вовсе не заглядывают, либо приходят как в музей. Встречаем пару конных полицейских: позабытое нами, но очень красивое зрелище. Здешние полицейские носят синюю форму. А какого же цвета «форма» у лошадей? Одна-то явно белая андалузская, а вторая какая? Коричневая? Вернувшись домой, заглядываю в толковый словарь: нет, к масти лошади это не применимо. Каштановая? Снова не угадала: это только к волосам человека относится. А, вот, вспомнила! Каряя! Читаю в словаре: «О масти лошади: «светлее вороного, но темнее гнедого». Светлее вороного – это наверняка, ведь вороной значит черный. А вот темнее ли эта лошадь гнедого? Не знаю. И какой это цвет – гнедой? Да, слишком далеки уже мы от природы, прямо, как декабристы от народа… Вот спешит по важным делам одинокая монахиня, видимо, одна из тех последних одиннадцати. Кто-то из участников нашего похода интересуется у Анны, откуда пошло выражение «тайны Мадридского двора». И Анна рассказывает, что однажды в саду Королевского женского монастыря были найдены давным-давно захороненные трупы новорожденных младенцев. Никто не знал, откуда взялись эти несчастные и кто их родители. Тест на ДНК в то время еще не делали. Так и осталось все в тайне. Интересно, а какой же все-таки монастырь хотел бы пополнить наш турист?.. Снова садимся в автобус и пересекаем на нем площадь Сибелес, видим символ Мадрида – фонтан Сибелес, окруженный очень красивыми зданиями, в которых находятся различные музеи, Королевская Академия Языка и Дворец Связи. Проезжаем мимо музея Прадо. Мимо, потому что сегодня уже поздно, около семи. Завтра с утра мы сюда вернемся на основательную экскурсию. А сегодня мы успеваем еще прогуляться возле самой большой в мире арены корриды. Здесь бой быков проводится ежедневно с семи вечера и транслируется по всем государственным каналам телевидения. Мы видим, как опоздавшие зрители бегут от билетных касс к трибунам. Значит уже семь. Разумеется, возникает тема корриды. Кто-то вчера посмотрел ее в Барселоне. Мужчины почему-то отмалчиваются. Слышим только мнения женщин. «Неприятно, когда у еще теплого быка отрезают ухо», - говорит одна. «Это был просто шок, когда убивали первого быка, я не могла на это смотреть», - говорит другая. «Народ на трибунах просто взревел от испуга, когда бык перескочил через заграждения», - дополняет совместный рассказ своими впечатлениями третья дама. В разговор вступает донья Анна. Она говорит о том, что вообще-то она не любитель корриды и до поры до времени ей удавалось избегать этого зрелища. Но, когда она стала работать экскурсоводом, то ей пришлось с группами туристов несколько раз побывать и на трибунах. «В первый раз, - рассказывает Анна, - я, не зная правил корриды, попала в совершенно глупую ситуацию. Смотрю, что сначала все машут белыми платками, бык долго и честно бьется и погибает со славой от руки матадора. Выводят следующего быка. Публика пять минут наблюдает за боем, затем знатоки вынимают зеленые платки и начинают ими махать. Я спрашиваю у искушенного соседа, тоже машущего платком, что это значит? Он раздраженно мне отвечает: «А ты что, совсем не видишь, что бык глухой на левое ухо?!» Затем на арену выходит стадо пестрых коров, и бык с позором убегает за ними». На площади перед ареной несколько скульптур. Вот на возвышении мы видим изобретателя пенициллина Флеминга. Перед ним, сняв шляпу в знак благодарности за спасенную жизнь, стоит матадор. Многие, раненные быком тореро, выжили благодаря пенициллину. А в нескольких метрах от этого места стоит высокая плита. С одной ее стороны печальный ангел склонил голову над курткой матадора. Это памятник погибшему на этой арене в 1929-ом году тореро. Говорят, что он превратился в ангела. С другой стороны плиты скульптор изваял крестьян с парящими над ними быком и матадором. Они тоже улетели на небо. Это в память о тореро, погибшем здесь в 1945-году. С тех пор, спасибо Флемингу, матадоры больше от полученных ими на этой арене ран не умирали. А мы уже едем в отель, что находится в спальном районе Мадрида. По дороге Анна просит шофера остановиться на минуточку еще в одном месте. Это снова памятник Колумбу. И снова на высоченном столбе. Видимо, великий мореплаватель прямо оттуда и открывал Америку. Мадридского Колумба скульптор изобразил стоящим на палубе корабля. В правой руке у него флаг Испании, а левой он показывает куда-то вниз, надо понимать, что на только что открытый материк, куда этот флаг и надлежит водрузить. Правда, самым заблуждающимся в этом деле был именно Христофор Колумб, ведь он так и не понял, что он натворил. А когда выяснилось, что материк, к которому он приплыл, не давно всем известная Индия, а Америка, король Карл Великий смог, ничуть не преувеличивая заявить, что в его империи никогда не заходит солнце. Ну, а в Мадриде солнце сегодня уже склонилось к закату и нам пора. Прощаемся с Анной до завтра и садимся в автобус. Погода чудесная, приятное тепло и, к всеобщей радости, никакой, обещанной Интернетом жары. На небе лишь редкие облака. Некоторые расспрашивают нашего гида, как из отеля снова добраться до центра Мадрида. Решили прогуляться по вечернему городу. Гид объясняет, что проблем никаких: метро в трех минутах ходьбы от отеля. Однако пока мы едем по Мадриду, в природе что-то резко меняется. Небо темнеет, деревья от порывов ветра гнутся прямо к земле, а, когда мы выходим из автобуса, большие капли дождя уже падают на сухой асфальт. Заходим в свой номер. Поднимаем жалюзи. За окном полыхают молнии, слышны раскаты грома. Желающим погулять по вечернему Мадриду явно не повезло. Мы распаковываем чемоданы, принимаем душ. Я готовлю немудрящий ужин, а муж тем временем включает телевизор. Показывают, конечно же, корриду. Муж, зная мое отношение к этому явлению, осторожно интересуется, не имею ли я чего-либо против, если он немного посмотрит корриду. Отвечаю, что не имею. Трибуны заполнены до отказа. Король Хуан Карлос сегодня тоже присутствует. Погода за окном и на арене совершенно одинаковая: сверкает, грохочет и льет, как из ведра. Но коррида не отменяется и даже не приостанавливается. Бык чем-то не угодил публике, за ним приходят черно-белые буренки и уводят его с поля боя. Ну, я бы не сказала, что бык выглядит расстроенным или чувствует угрызения совести. Уж не знаю, в чем там его недостаток, но за коровками он побежал очень даже охотно. «Может быть, он умнее других и спас себе жизнь», - подумалось мне нечаянно. Вдруг, небо прорезала белая молния, тут же загрохотало, и коррида исчезла с экрана. Впрочем, не только коррида, вышибло сразу несколько каналов. Муж пощелкал пультом, съел ужин и опять взялся за пульт. На экране снова появились дождь, Хуан Карлос, бык, матадор и пикадор на коне. Следующий бык устраивал публику по всем параметрам: он нападал на бедного коня так, что не будь тот защищен со всех сторон броней, пал бы первой жертвой этого поединка. По спине быка уже текла кровь от стрел, всаженных ему пикадором. Наконец, матадору накал ярости быка показался достаточным, и он подступил к нему с красным плащом. Но тут очередная молния осветила все вокруг, и с экрана снова все исчезло. Муж нетерпеливо защелкал кнопками пульта. Бесполезно. Опять молния, опять страшный грохот за окном, и изображение возвращается на экран как раз в тот самый момент, когда бык в бешенстве кидается на матадора. Тот не успевает ускользнуть от удара, и бык валит его на землю, потом поднимает на рога и перекидывает через себя. Матадор приземляется на шею. На экране раз пятнадцать повторяют этот момент во всех ракурсах в нормальном и в замедленном темпе. Муж ликует: «Молодец бык, умница!» «Э-э-э, так мы, оказывается, по одну сторону фронта…» - приходит мне в голову. Гроза не унимается. За окном и на экране сплошная стена падающей воды. Матадор приходит в себя, встает и продолжает размахивать плащом перед быком. Я иду в ванну, чтобы вымыть после затянувшегося ужина посуда. Если честно, то я просто не хочу видеть, чем закончится поединок. Это я и так знаю… Быка жаль: глупенький, лучше прикинулся глухим или слепым. Поздний вечер. Гроза уже несколько часов беснуется над городом. Мы опускаем жалюзи, чтобы молния не устраивала нам каждые пять минут иллюминацию. Смотрим еще некоторое время телевизор и пытаемся заснуть. Мужу это скоро удается. А я еще долго слушаю шум дождя, который то временами немного утихает, то снова остервенело барабанит по металлическим откосам. Через некоторое время усталость берет свое, и сквозь дремоту я слышу уже ни грозу, а прекрасную музыку. «Да это же «Ночь в Мадриде» - сюита Михаила Ивановича Глинки», - думаю я и засыпаю. «Нас утро встречает…», совершенно верно, прохладой и тихим летним дождиком. Спускаемся к завтраку. Наши сотрапезники рассказывают, как они вчера, презрев непогоду, попытались добраться до центра Мадрида. «Ну, в метро-то было сухо, - говорят они, - А вот стоило нам выйти из него, как мы тут же оказались по щиколотку в воде: канализация не справлялась с таким напором». После завтрака есть еще немного времени, и мы включаем телевизор. На всех каналах показывают результаты ночного буйства природы: пробитые градом крыши хлевов (так вот это что барабанило по откосам) и плачущих по этому поводу крестьян, трех- а то и четырехсантиметровый в диаметре град, легковые автомобили с помятыми крышами и стоящие по бампер в воде, исчезнувшую под водой железную дорогу и остановившиеся из-за этого поезда, затонувшие автодороги и многокилометровые пробки. М-да, чисто сработано! Михал Иванычу, видимо, повезло больше чем нам, иначе он подарил бы потомкам не столь умиротворенную музыку «Ночи в Мадриде». В назначенное время мы отправляемся в Прадо. Путь наш, по милости ночной грозы, тоже длится дольше предполагаемого. Нам приходится подолгу стоять и что-то объезжать. Но цели своей мы все-таки достигаем, и донья Анна сообщает нам, что наше опоздание даже кстати, так как большие толпы народа уже «рассосались», и мы сможем спокойно постоять у картин, пока она будет нам о них рассказывать. И мы с первой группой уходим на экскурсию по одной из пяти величайших галерей мира, здание которой, редчайшее явление, было изначально предназначено для музея. Оно уже несколько раз расширялось и достраивалось, чтобы вместить в себя более восьми тысяч картин и семисот скульптур. Музею принадлежит величайшая коллекция живописи 16-17-го веков и произведения таких знаменитых мастеров, как Босх, Тициан, Эль Греко, Рубенс и Фра Анжелико. Но главной ценностью музея все-таки является собрание испанской живописи, ради которого лично я, собственно, здесь и нахожусь. А, если быть уж совсем честной, то я пришла сюда, чтобы увидеть Эль Греко и Гойю. Сначала мы идем по залам ранней испанской живописи, звучат непривычные моему уху имена Хуана де Хуанеса, Луиса де Моралеса, Педро Берругета. Переходим в зал с полотнами Риберы. Помните его Святую Агнессу, окутанную собственными волосами, которые ей дал Бог, чтобы прикрыть наготу. Этой картины здесь нет, ее я видела в Эрмитаже. Но все, что есть в Прадо – это тот же тяжелый и мрачноватый стиль, угнетающая атмосфера и подчеркнутый реализм. Наконец-то мы достигаем залов с полотнами Доменико Теотокопули. Ну, как? Выговорили? Вот и жители Толедо тоже не смогли этого сделать и прозвали художника просто Эль Греко, ибо родом он был с греческого острова Крит. Кстати, помните иконы Феофана Грека, что украшают православные соборы Московского Кремля? Ну, напрягитесь, господа, его имя было рядом с именем Андрея Рублева даже в абсолютно атеистических советских учебниках истории. Так вот считается, что именно иконопись школы Феофана Грека, в которой Доменико работал на Крите, и повлияла в большей степени на творчество художника: та же организация пространства и экспрессивность. До чего же все неразрывно связано в этом мире! Говорят, что и Тициан, в мастерской которого работал Эль Греко будучи в Венеции, тоже повлиял на эстетику его творений. Все возможно, искусствоведы, наверняка знают, о чем говорят. Но, пройдя только что через залы современников Эль Греко, порою до неразличимости похожих друг на друга, я своим неискусствоведческим взглядом вижу, что полотна этого художника совершенно индивидуальны. Мало того, они вообще вне того времени, когда были им написаны. Он забежал в своем искусстве как минимум на три века вперед, предвосхитив импрессионизм. Вы посмотрите на любую его картину. Кто, кроме него еще так писал? Вот потому-то и забыли этого величайшего художника на три века, потому что непривычен и непонятен он был для тогдашнего человека. Да, сюжеты его творений, конечно же, принадлежат эпохам Возрождения и барокко, в которых художник и жил. Но как исполнено! Это вам не Рафаэль, не Микеланджело, не Тициан, не Веласкес… Описывать картины я не стану – заведомо бесперспективное занятие. Их нужно видеть, хотя бы в репродукциях. Так что, если вас интересует Эль Греко, полистайте альбом, и сами во всем убедитесь. С сожалением расстаюсь с картинами Эль Греко. Впереди Веласкес, придворный художник и любимец Филиппа IV, написавший портреты всех живых существ, обитавших в то время при дворе, начиная от короля и заканчивая собаками, не пропустив ни единой ступеньки иерархической лестницы. Тут вам короли и королевы, принцы и принцессы, инфанты всех возрастов, фрейлины, няньки, мамки, шуты, шутихи, карлики, мальчики… Множество конных портретов: вот королева Маргарита Австрийская на коне. Ну, то, что она Австрийская, видно и невооруженным глазом: габсбургская выдающаяся вперед нижняя челюсть, даже сильно преуменьшенная художником, не позволяет перепутать представителей этой династии ни с кем другим. Вот четырехлетний принц Бальтазар-Карл на вздыбленном коне. Волевое лицо ребенка не оставляет сомнения в том, что этот справится не только с лошадью, но и с империей. А вот и Филипп IV, конную статую которого Анна просила нас вчера запомнить. Сделана была статуя, оказывается, именно вот с этого портрета, и расчеты ее производил ни кто-нибудь, а сам Галилео Галилей. На меня лично сильное впечатление произвели не парадные портреты, а, можно сказать, бытовые картины Веласкеса: «Менины», «Пряхи», «В кузнице Вулкана», и «Пьяные». Все очень живо, эмоционально, в движении. И запечатлена самая суть: быстротечность момента. Посмотрите, при возможности. Не пожалеете. А мы идем дальше. Залы Сурбарана, Алонсо Санчес-Коэльо и Клавдио Коэльо (прошу не путать с Пабло Коэльо: последний – не художник); залы Мурильо с его потрясающими, нежными, круглолицыми Мадоннами. Наконец, добираемся до Гойи. Картоны для шпалер королевской Мануфактуры Санта-Барбара. Непривычное для того времени буйство красок. Бытовые сценки: играющие дети и дети, собирающие фрукты, веселые прачки и цветочницы, девушки с кувшинами и играющие с куклой, дерущиеся в трактире мужики и множество других великолепных работ. Одну из них все вы наверняка видели. Она называется «Зонтик»: юноша держит перед девушкой зеленый зонтик, загораживая ее от солнца и от ветра. Здесь цветовая гамма художника проявилась во всем своем великолепии: желтый, синий, красный, зеленый…Просто праздник для глаз. Это первый период творчества художника. Второй этап продолжает переворот в области колорита, но это уже неприкрашенный реализм. Гойя отказывается делать уступки внешней красивости и упорно пишет королев и маркиз именно такими, какими они были в жизни. Карл IV, при дворе которого Гойя служит главным придворным художником, естественно, не в восторге от его творчества. Но художник не обращает на это внимания и продолжает писать в той же манере. Его «Портрет семьи Карла IV» - это пример беспощадного анализа психологии персонажей. А тут еще и тяжелая болезнь и, как следствие ее – полная глухота. Реалистическое видение Гойи приобретает черты пессимизма. Рождаются его полотна «Расстрел повстанцев в ночь на 3 мая 1808 года в Мадриде», «Два пьяницы», «Продавщица воды» и «Колосс». Свет и цвет меркнет в этих картинах. А это уже прямая дорожка к третьему и последнему периоду творчества Гойи и к его знаменитой серии «черной живописи»: «Шабаш», «Два монаха» и так далее. Один искусствовед написал о «черных картинах» Гойи, что все они «находятся в искаженной системе эстетических координат». Мне трудно что-либо к этому добавить. Почему-то приходит на память Бетховен, который, как вы знаете, тоже рано оглох. Что может быть страшнее для гениального исполнителя и композитора? Но он, по его же высказыванию, «хватает судьбу за глотку», создает бессмертную яркую и мужественную музыку, которую сам никогда уже не услышит. Преклоняясь перед несгибаемостью творческой воли Бетховена, я не вправе осудить ни единого мазка Гойи: он велик даже в своем пессимизме. После полуторачасовой экскурсии с Анной мы еще часа полтора гуляем по Прадо, наслаждаемся итальянской, фламандской, немецкой школами живописи. Можно было, конечно, пойти погулять в это время по Мадриду, но когда еще попадешь в Прадо? А по Мадриду мы еще проедем на автобусе и помашем ему на прощанье белыми платочками, в знак нашего полного одобрения и признательности.
albatros57: 5. К сожаленью, день рожденья только раз… Просыпаюсь от целомудренных поцелуев мужа. Вы спросите, бывает ли такое? Случается иногда. А сегодня именно такой случай: мой день рождения--тот самый юбилей, отпраздновать который мы решили в Испании. Встаю, делаю все, что делает любой другой человек по утрам, и одеваюсь, чтобы спуститься в ресторан к завтраку. Муж подходит сзади и просит закрыть глаза. Я сегодня послушная. Чувствую прикосновения его пальцев на шее сначала со стороны спины, затем впереди. Потом, все так же с закрытыми глазами меня ведут к зеркалу. Теперь можно открыть. Вау! (Нынче именно так принято произносить слово «Ах!») Серебряное колье с янтарем! Очень нежное, тонкой работы. Бездна вкуса, как любит повторять один наш знакомый. Янтарь необычного зеленоватого оттенка. «Неужели в Германии можно такое купить?» -- интересуюсь я. «Нет, -- говорит муж, -- это из Латвии. Иришка выбрала и привезла еще зимой». Он знает, что этот ответ меня очень обрадует. Крошечный кусочек Латвии, да еще и выбранный дочерью! Знает и то, что янтарь -- эти слезы сосен, омытые морем и выброшенные Балтийскими волнами на берег, я ценю больше всяких самоцветов. День рождения начинается очень приятно. Завтракаем и едем в Толедо, древнюю столицу Испании, ту самую, из которой Филипп II и перевел в Мадрид королевский двор. История города теряется в глубокой древности. Еще Тит Ливий в своем известном трактате «История Рима» писал о том, что в 193 году до нашей эры римские легионеры после упорного сопротивления местных жителей взяли, наконец, небольшой иберийский городок Толетум. Памятников со времен римского владычества осталось очень мало. Время и войны сделали свое разрушительное дело. Потом пришли варвары, и с 534 года Толедо стал столицей королевства вестготов. В положенное время вестготы приняли христианство и на фундаментах римских храмов и театров возвели свои храмы и монастыри, расстроили город во все стороны, и Толедо превратился в одну из главных метрополий Европы. Но, сами понимаете, вестготы не были последними завоевателями Испании. Пришли мавры и, конечно же, тоже захотели завоевать столицу. Город был готов к длительной обороне, но, как всегда, нашлась та самая овца с диареей, которая испортила все дело. Предатель выдал местонахождение тайного колодца, снабжавшего город водой, арабы отвели от него воду и защитники Толедо вынуждены были сдаться, «потому что без воды», помните песенку?, «и ни туды и ни сюды». Мавры в город вошли, но еще долго из окон каждой церкви в них летели стрелы и копья. Арабы строили свои дворцы и мечети, а коренные жители Толедо периодически поднимали восстания против захватчиков и за три с лишним века арабского владычества так и не приняли мусульманства. А в 1085 году, и снова после продолжительной осады, Толедо взяли испанцы. Город был столь богат и прекрасен, что король испанцев Альфонсо VI тут же сделал его своей столицей, и весь период средневековья Толедо был главным очагом литературной, художественной и научной жизни страны. Архитектура столицы в результате столь бурной истории, представляет собой слоеный пирог: на римских фундаментах строились христианские храмы, потом храмы разрушались и возводились мечети, далее та же участь ждала мусульманские сооружения и на остатках и из остатков всего этого строили снова христианские храмы. Яркий пример тому главный кафедральный собор Толедо, который сегодня нам обещают показать. Пока наш гид рассказывает нам обо всем этом, мы подъезжаем к Толедо, к тому самому месту, откуда Эль Греко и написал панораму города, виденную нами в Прадо. Вид и в самом деле потрясающий: справа на горе доминирует над всем крепость Алькасар -- главный пункт обороны города со времен мавров, слева возвышается кафедральный собор, по всему холму расположились дома мирных, но гордых и независимых горожан, а внизу все это обрамляет живописная река Тахо. Все именно так, как у Эль Греко: никаких изменений за последние четыреста лет. А останься он столицей? Слоеный пирог архитектуры разросся бы вниз и вверх, превращаясь постепенно в многоэтажный свадебный торт с Алькасаром и собором вместо жениха с невестой на вершине. На смотровой площадке к нам подсаживается наш следующий гид Ваня. Вообще-то это она -- болгарка Ивана, миловидная женщина лет сорока. По-русски говорит неплохо, но акцент и грамматические ошибки выдают то, что язык старательно выучен как иностранный. Ну, что поделаешь, ни всем же везет иметь родителей, отягощенных политическим прошлым, или бабушку -- еврейку из России. Ваня не одна, вместе с ней постоянно и неотступно находится испанский экскурсовод: миниатюрная женщина неопределенного возраста. А это уже издержки местной бюрократии. Ивана рассказывает нам, что в Толедо конкурс русскоязычных экскурсоводов никогда не проводился. Она числится в штате не экскурсоводом, а переводчиком экскурсовода. И вдвоем они потому, что она, якобы, должна переводить то, что говорит нам экскурсовод-испанка. Слава Богу, Ваня свое дело и без испанки знает отлично и рассказывает очень интересно. А испанка следит за тем, чтобы все туристы получили вовремя билеты и приклеили их себе на грудь. Порядок здесь такой: каждой группе выдают билеты определенного цвета. Потеряться, отстав от группы, просто невозможно. Хранители музеев тут же красного отправят к большевикам, оранжевого на Украину, а зеленого вернут его родной партии. Мы получили голубые билеты. Женатые мужчины очень обиделись… Первым делом идем в Кафедральный собор. Туда не так-то просто попасть: перед нашей группой стоят еще три такие же. Мы время ожидания используем плодотворно: муж, устав наблюдать, как я переминаюсь с ноги на ногу, берет меня за руку и ведет в кафе, выгребает из кошелька всю мелочь и пытается отдать ее девушке за стойкой. Та изумленно смотрит на него, ожидая заказа. Муж показывает на меня пальцем и произносит пароль: «туалет». Девушка тут же отводит его руку с монетами в сторону и ведет меня в это, столь необходимое мне в данный момент помещение. Увы, но научный прогресс ничего приятнее естественного опорожнения наших внутренних накопителей отработанных продуктов так пока и не придумал. Действия моего мужа и девушки я расцениваю как очередной подарок ко дню рождения. Мы возвращаемся как раз вовремя: пора заходить в собор. Ивана рассказывает, что кафедральный собор стоит там, где раньше был храм короля Риккардо, а позже мусульманская мечеть. Строительство нынешнего собора началось в 1226 году при короле Фердинанде III Святом и продолжалось 250 лет. С давних времен и по сегодняшний день это главный собор Испании и резиденция главного духовного лица страны. Входим. Да… Бывали мы уже и в Миланском соборе, и в Нотр Дам де Пари и в Венском Штефандом, бывали в соборах Флоренции и Венеции, не говоря уж о главной базилики Латвии в Аглоне. И дело даже не в том, что тот, в который мы сейчас ступили 130 на 140 метров, что, конечно же, само по себе уже впечатляет. Поражает великолепие: изысканные в своей строгости порталы, гармоничные пропорции нефов, изящная каменная и деревянная скульптура, уникальная настенная живопись, необычной конструкции барочные органы с горизонтальными трубами, игра цвета и света, льющегося через витражи и отверстия в своде придела Транспаренте. Все это и делает собор в Толедо одним из самых цельных и величественных готических сооружений Испании. Мы наслаждаемся красотой и тем теплым светом, который обволакивает нас, мы любуемся мягким сиянием алтаря, нас завораживает тонкая паутина сводов собора. Уходить не хочется. Наблюдательная Ивана дает нам еще немного времени и ведет нас в ризницу. Там сокровищница и музей. За стеклом подарки собору от королей, отцов церкви и римского папы: корона с рубинами, изумрудами и жемчугами, папские золотые кресты, перстни, искусной работы дарохранительница, отлитая из 18 килограммов золота и 183 килограммов серебра. Ну, каковы дарители, таковы и подарки. Собираясь в Толедо, в одном из справочников я прочитала, что золотой и серебряный запас сокровищницы можно исчислять тоннами. В другом было сказано еще круче, что в соборе Толедо хранится половина испанского золотого запаса. Интересно, а где же вторая половина? До сих пор в России? Вы ведь тоже слышали историю о том, как из Испании в Россию вывезли четыреста тонн золота. Не знаете? Расскажу коротенько. Дело было во время гражданской войны, когда Сталин помог республиканцам оружием и интернациональными бригадами. Когда русские поняли, что к власти придет Франко и приберет все к рукам, они предложили золотой запас страны перевезти на хранение в Россию. Операция, естественно, проходила в строжайшей тайне. Орлов, российский атташе в Испании, и его люди погрузили золото в ящики из-под оружия и четырьмя кораблями отправили его в Одессу, распустив при этом слух, что золото поплывет в Америку. Республиканскому правительству они никакой расписки в получении золота не дали. Когда Франко пришел к власти, он, разумеется, попросил правительство Советского Союза вернуть золото, но оно ему ответило, что, дескать, республиканцы золотом расплатились за оружие, и советское правительство ничего Испании не должно. Вот такая вот история. А мы уже идем в музей смотреть картины Ван-Дейка, Гойи, и, конечно же, Эль Греко, влюбленного в Толедо, большую часть жизни прожившего в нем и создавшего несколько картин по заказу капитула собора. Вот его «Поклонение пастухов», вот «Распятие», а вот и скандальная картина «Эсполио». Ивана рассказывает, что скандал разгорелся из-за того, что капитул картину заказал, Эль Греко ее написал, но собору не отдавал, потому что тот не заплатил ему за работу ни дуката на основании того, что художник, якобы, просит непомерно высокую цену. Призвали экспертов, чтобы они оценили полотно. Те в один голос заявили, что достоинства картины столь велики, что не поддаются оценке, и живописцу нужно отдать то, что он просит, то есть 900 дукатов. Капитул был возмущен столь великой суммой и пригласил в качестве третейского судьи независимого арбитра -- знатного ювелира, который после тщательного осмотра сказал, что картина лучше всех тех, которые ему вообще доводилось видеть, и коль уж он должен ее оценить, то считает, что стоить она менее трех с половиной тысяч дукатов просто не может. Церковную коллегию в полном составе от заявления арбитра едва не хватил удар. Однако нашлась умная голова, которая посоветовала капитулу обвинить Эль Греко в грубой теологической ошибке, допущенной им, якобы, в картине. Дескать, три Марии: Богородица, Магдалена и Клептова (жена одного из Апостолов) изображены художником слишком близко к Христу, тогда как по Евангелию они находились поодаль. Эль Греко объявили еретиком и отправили в тюрьму. От святой инквизиции спас его бургомистр Толедо, предложивший соломоново решение: Эль Греко приводит картину в соответствии со Священным Писанием, а капитул собора снимает с него свои обвинения. Художник согласился на это, но исправлять в картине ничего не стал, а написал новый вариант «Эсполио». Новая картина была, однако, настолько слабее первой, что члены капитула, не лишенные все же художественного вкуса, решили закрыть глаза на некоторые богословские шероховатости и поставить в алтарь собора первую, если художник согласится снизить цену. Доменико согласился на это, благодаря чему мы и можем теперь любоваться шедевром. «Эсполио», значащее сдирание одежд -- сюжет очень редкий для живописи. Христос просит Отца простить своих ослепших и обезумевших детей. Римский страж уже готовится содрать с него одежду. Иудейские начальники и разбойники поносят Христа за его учение. Это вы можете прочитать в любом из четырех Евангелий. А теперь представьте себе все это изображенным на полотне в манере Эль Греко: словно зависшую в воздухе фигуру Христа, кроваво-красный хитон на нем, жадные руки, тянущиеся к хитону и беснующуюся многоликую и в то же время совершенно безликую толпу вокруг. Да, и трех Марий в левом нижнем углу, в прямо- таки еретической близости к Христу. Вопреки скандалу, а может быть, и благодаря ему, картина стала настолько популярной и любимой народом, что через три года тот же капитул собора заказал Эль Греко резную раму для картины, и заплатил за нее двести тысяч, компенсировав таким образом и недоплату за картину и моральный ущерб, нанесенный художнику необоснованными придирками. В этом же зале целая галерея портретов кисти Эль Греко. Чаще всего это лица, которые уже изображены на его полотнах. А вот и автопортрет: художник с раскрытым Евангелием в руках. Долго стою возле полотен Эль Греко и благодарю судьбу за этот подарок -- еще одно свидание с творчеством художника. В последний раз смотрю на портрет великого мэтра и, вдруг, мне чудится, что он мне хитро подмигивает и говорит: «С юбилеем! И до встречи!» «Странно, -- думаю я, -- где и когда мы еще встретимся? Вряд ли мне хватит жизни, чтобы еще раз приехать в Толедо. Успеть бы хоть по разу увидеть то, о чем мечтается». Нет, не подозревайте меня в пессимизме, и умирать сразу же после юбилея я не собираюсь. Мне, просто, еще слишком много о чем мечтается. Из музея и вообще из собора ухожу последней. Муж уже стоит в дверях и машет мне рукой, опасаясь, что я отстану от группы и заблужусь. Он прав: на улице нет хранителей, которые вычислят туриста по цвету билета и вернут его родной группе. Нас ведут в уникальную мастерскую, где мастера вковывают в металл тончайшую золотую нить. Наблюдаем за работой. Да, эти тоже чисто и точно работают без микроскопа. Видимо у нашего Левши, заявившего «А зачем мне мелкоскоп? Я и так глаз пристрелямши» учились. Здесь же и большой магазин, где можно купить все, что делают мастера. А ассортимент их изделий бесконечен: от дамских украшений и до украшенных эфесов на холодном оружии и музыкальных инструментов. Муж снова тащит меня за руку: «Идем, выбери то, что тебе понравится, купим на память о твоем дне рождения в Толедо». Идея-то, конечно, приятная, но выбор -- дело всегда сложное. Действуем методом исключения: холодное оружие мне ни к чему, так как не владею ни саблей, ни рапирой, ни тем более мечом. Щит мне тоже, вроде бы, не нужен: никто на меня не нападает. Музыкальные инструменты -- дело хорошее, но они все духовые, а живем мы не в индивидуальном доме, да и соседями пока вполне довольны. Украшения: в арабском стиле не смотрим, потому что арабское будем покупать в Марокко, например. Ага, вижу! Небольшой овальный кулон в испанском стиле. Муж просит не спешить, посмотреть еще и другие украшения, время-то позволяет. Послушно хожу за ним и смотрю, но глаз снова и снова цепляется именно за этот кулон. Муж интересуется у продавца, есть ли к кулону подходящая цепочка. Продавец показывает ему разные. Но я не хочу носить его на цепочке. Он будет стильно смотреться на тонком черном кожаном шнурке. Муж соглашается, рассчитывается, берет покупку и тут же с поцелуем вручает ее мне. «Хорошая, все-таки, вещь -- день рождения, -- думаю я, -- жаль только, что вот такой как сегодня, в Испании, в Толедо бывает только раз в жизни. Хотя… все в руках божьих». В сопровождении Иваны мы еще долго гуляем по городу. Идем по узким средневековым улочкам, рассматривает самую старую в Испании синагогу. Здание, конечно же, отреставрировано, заново оштукатурено и покрашено, но те немногие деревянные детали, которые видны снаружи, все-таки, увы, обветшали. Зайти внутрь не удается, выходной сегодня. Зато входим в небольшую церковь, которая по-испански называется Иглесия де Санто Томе. В церкви прохладно. Ивана ведет нас в предел, где меня ждет еще одна встреча с Эль Греко. Картина «Похороны графа Оргаза» занимает всю стену предела. Ивана рассказывает, что граф скончался в 1322 году, и перед смертью немалые деньги оставил этой церкви. Потому церковь в конце 16-го века и заказала художнику написать эту картину. Печальные лица чопорных испанских грандов внизу и бледно-серебристые, исполненные благодати фигуры святых вверху, на небесах. Граф поник, как скошенный цветок. Картина интересна тем, что на ней Эль Греко изобразил и себя (над головой Святого Стефана) и своего сына (на переднем плане возле графа Оргаза). Перед картиной стоят скамьи. Присаживаюсь, долго смотрю на полотно. Вдруг, что это? Все лица на картине, за исключением лиц мертвого графа, ангелов и святых, движутся. А вот жабо испанских грандов неподвижны. Неподвижны и жемчужные облака в небесах. Но быстрее всего движутся крохотные картинки, украшающие ризы святых. Не зря, оказывается, мне показалось, что Эль Греко подмигнул со своего портрета, что висит в музее собора. А ну-ка, может еще раз подмигнет? Он же здесь, вот он. Нет, спокойно смотрит на меня с картины. Что ж, значит пора прощаться. Поднимаюсь со скамьи и выхожу со всей группой на улицу. Многовековое присутствие мавров ясно прослеживается в архитектуре Толедо. Арабы любили обороняться, потому в городе до сих пор сохранились крепости и крепостные стены, призванные в наше время не защищаться от иноземцев, а наоборот, привлекать к себе целые их полчища, я имею в виду иностранных туристов. Поднимаемся и спускаемся по бесконечным ступенькам. Ноги непривычно ступают по вымощенным много веков назад круглым булыжником улицам. Подходим к мосту через Тахо. Он оригинален тем, что построили его еще римляне, а вот ворота с обеих сторон приделали позже арабы. Мост служит сейчас только пешеходам, двум даже самым малогабаритным автомобилям на нем не разъехаться, а римских патрициев, лихачивших по мосту на колесницах, помните, еще варвары изгнали. Не спеша, любуемся с берега реки мостом, с моста рекой и идем к автобусу, чтобы отправиться в Эскориал, о котором я расскажу в следующей главе. А эту главу я закончу описанием вечера моего дня рождения. Даже самые нехитрые приготовления ужина собственными руками сегодня отменены. Мы идем в ресторан. Но после столь впечатляющего дня и многочасовой ходьбы хочется принять душ и немного спокойно полежать. Что мы и делаем. Вытягиваю с наслаждением ноги. Гудят. Даже после душа. И спина просто разваливается. Муж вызывается сделать массаж. Соглашаюсь, так как мне это неизменно помогает. Ну, вот, уже значительно легче. Лечебный массаж совершенно незаметно переходит в эротический и заканчивается… Ну, сами понимаете, чем это может закончиться. Впрочем, вторая часть массажа нравится мне ничуть не менее первой да и в оздоровительных целях она ей тоже не уступает. Вздремнув немного после массажей, идем в ресторан с традиционно испанской кухней. Меню тоже только на испанском. Персонал ни слова не понимает по-английски, не говоря уж о немецком или, не дай бог, русском. Официантка в полном ступоре. Бежит за шефом. Но тот тоже, явно, не полиглот, а потому все равно объясняемся жестами. Муж показывает на строку в меню, которая, по его мнению, должна обозначать блюдо из рыбы. „Fisch?“ -- спрашивает муж, вопросительно глядя на шефа. «Si, si, Fisch“ -- отвечает шеф и показывает на свою шею и затылок. «Видимо, здоровенная рыба, -- думаем мы, -- коль только этой ее частью можно запросто накормить двоих голодных туристов. Уж не она ли изматывала сутками напролет Хэменгуэевского старика? Нет, нам такая не нужна». Муж отрицательно мотает головой. Теперь моя очередь проявить свои глубокие познания в испанском языке. Я замечаю два слова, которые случайно выучились за эти дни в Испании: сava, то есть полусухое шампанское и dorada, средне крупная рыба под испанским соусом. Тыча пальцем в меню, делаем заказ. Шампанское нам приносят тут же, открывают, разливают, ставят в ведерко со льдом. Сидим, пьем, подливаем, болтаем, ждем рыбу. Наконец, с пылу с жару ее приносят. Пробуем: мммм, вкусно. «С чувством, с толком, с расстановкой», как, по большому счету, всегда нужно было бы есть, разделываемся с рыбой. Хороша была dorada! Расплачиваемся с официанткой. Полночь. Ресторан закрывается. День рождения заканчивается.
albatros57: 6. Всё могут короли! А сейчас, как и обещала, расскажу вам об Эскориале. Надеюсь, что к концу настоящей главы вы поймете, почему я не стала описывать всего этого в предыдущей, и простите меня за мелкий эгоизм. Итак, Сан Лоренцо де Эль Эскориал – это небольшое поселение в горах Гвадаррамы, на высоте примерно тысячи метров над уровнем моря, в пятидесяти километрах от Мадрида. Никто бы о нем ничего и не знал, если бы все тот же Филипп II, переселивший королевский двор из столицы в деревню, которая теперь называется Мадридом, не был бы столь послушным сыном своего папаши-короля Карла V. А папаша-король попросил сына построить для него и его королевских потомков не много не мало, а мавзолей, который у испанцев называется пантеоном. А тут еще и самому Филиппу II случилось драться с французами, и дал он церковный обет: если битву выиграет, то построит монастырь в честь Святого Лаврентия, сожженного на решетке. А, кроме того, не было у короля летней резиденции. Ну не проводить же ему свой отпуск в душном Мадриде. А тут горы, свежий воздух, приятный ландшафт, и хорошо сверху видно, что там внизу, в Мадриде его придворные творят. Короче говоря, выбрал король деревушку повыше и приказал архитектору Хуану де Толедо построить там скромное сооруженьице 208 на 162 метра, которое выполняло бы функции летней резиденции могущественного монарха, монастыря и пантеона одновременно. Кроме того, король пожелал, чтобы, глядя на этот дворец-монастырь-пантеон, каждый сразу мог бы понять, что построено все это в честь великомученика Лаврентия. Задачка, я вам скажу, не простая. Однако, отказывать королям было не принято, и в 1563 году строительство началось. Двадцать один год возводился Сарсуэл (именно так называется все это сооружение). Умершего Хуана де Толедо сменил Хуан де Херрера. Доны Хуаны приказ короля исполнили с предельной точностью и построили из серого гранита то, что Лион Фейхтвангер позже назовет «чудовищной, импозантной, холодно-роскошной, темной и отталкивающей каменной массой». Три тысячи узеньких окон создают впечатление неприступного бастиона, а прямоугольный расклад здания с шестнадцатью дворами напоминает железную решетку, на которой изжарили Святого Лаврентия. В центре двухбашенная монастырская церковь, а за ней королевская базилика, покрытая куполом высотой в 92 метра. Прямо под базиликой расположился пантеон. Квадрат основного здания находится в квадрате монастырей. Пока мы, ожидая свою очередь, стояли на площади, мне припомнились бывшие армейские конюшни в Зальцбурге: светлое, привлекательное здание, которое в наши дни, переоборудовав немного, превратили толи в торговый центр, толи в выставочный зал. А рядом с конюшнями пруд со статуями, обрамленный стеной с яркой росписью – здесь лошадей купали, перед тем, как завести их в конюшню. К чему я об этом? А к тому, что лошадям-то повезло, по-моему, больше, чем тем, кому довелось жить в Сарсуэле. Хотя, может быть, это только внешнее впечатление, а внутри там все мило и уютно. Сейчас увидим, ведь мы уже входим. Длинный коридор из того же серого гранита, на стенах картины. Поворот налево. Еще один бесконечный коридор. «Во дворце одиннадцать километров коридоров, переходов и лестниц», - сообщает нам Ивана. Мы все дружно делаем круглые глаза. «Нет, - успокаивает нас экскурсовод, - по всем им я вас не поведу, так как далеко не все во дворце открыто для посетителей». Мы облегченно вздыхаем и останавливаемся перед покоями любимой дочери Филиппа II. Ивана рассказывает, что король был женат четырежды. Нет, не подумайте, чего плохого о его характере, не разводился он, и в монастырь, по примеру русских царей, своих жен не отправлял. Да, как будто бы и не за что было: супружескую верность жены блюли, обязанности по обеспечению престола наследниками свято исполняли. Умирали они у него все почему-то: то не того поели, то не того попили. Да и придворные медики, видимо, были нерасторопные, не успевали ни кровь пустить, ни клистир поставить. Так вот, последнюю свою жену Филипп очень любил. Но она тоже не долго зажилась на этом свете. Однако осталась от нее дочь, которую король постоянно держал при себе. Вот к ее то спаленке мы и подошли и увидели скромную кровать под пологом из гобелена, а под ней жаровню на каменном возвышении. Рядом предмет, напоминающий огромную шумовку, - это чтобы ворошить угли под кроватью. Нет-нет, повторять великомученический подвиг Святого Лаврентия дочь Филиппа II не собиралась, просто центрального отопления во дворце не было. Пол выложен каменной плиткой. В глубине помещения напротив ложа еще одна дверь. В спальне пара стульев, крошечный столик и непритязательная консоль. Вот и все убранство комнаты испанской принцессы. Идем дальше и останавливаемся у королевского трона, при виде которого у многих из нас сжимается сердце, и слезы наворачиваются на глаза. Жесткое сиденье, твердая прямая спинка и такие же подлокотники. «Это ж каким аскетом нужно быть, чтобы так желать себе геморроя!» - вырывается возглас у одного из туристов. Народ единодушно кивает в знак согласия, видимо, для многих это наболевшая тема. «На счет геморроя информации у меня нет, а вот подагрой Филипп страдал, причем так сильно, что перед своей кончиной не мог даже в карете ехать, и слуги несли его из Сарсуэла пятьдесят километров в Мадрид на носилках, так как умереть он пожелал только в столице», - говорит Ивана. «Так, что же такое подагра?» - лихорадочно вспоминаю я. Да, иные времена – иные болезни. По возвращении домой открываю толковый словарь и читаю, что подагра – это хроническая болезнь суставов и тканей вследствие отложения мочекислых солей. Ах, так это то, что моя мама называет отложением солей! А я то уж размечталась, что медицина хоть от чего-то за тысячелетия своего существования избавила человечество. Шагаем дальше по длиннющим коридорам, что тянутся за алтарем базилики. Вот и покои самого Филиппа II. Золоченый полог с королевскими гербами на красном фоне. Мебели тоже не густо. Несколько картин на стенах и снова приоткрытая дверь за кроватью. «Ну, в общем-то все понятно: помещения для личных нужд, - решают про себя некоторые, и я в их числе, - унитаз, биде, джакузи, туалетный столик, солярий, лежанка для массажа…» Ивана, будто подслушав наши мысли, говорит: «Двери из покоев короля и спальни его дочери ведут к алтарю базилики. Службы проходили ежедневно, но королю и его дочери не обязательно было входить в базилику. Открывали двери и слушали службу прямо лежа в постели». «Вот вам и аскетизм!» - восклицают одни. «Вот вам и джакузи!» - говорят другие. А дальше, по замыслу наших гидов, наступает апогей сегодняшней экскурсии: мы спускаемся в пантеон. Лестница из черного мрамора (а из какого ей еще и быть в эдаком месте?) ведет нас вниз в высокое помещение цилиндрической формы. Огромная тяжелая люстра из золота и хрусталя в центре потолка. А по всей окружности снизу и доверху в пять этажей в ячейках украшенных золотом гробы с костями испанских монархов, умерших за последние пять веков. Слева короли, справа их жены. Почти на всех гробах уже стоят имена. Но есть еще и пара безымянных. Это будущий последний приют для нынешних монархов. Свободных ячеек больше нет. Вы спросите, а что же делать тем, кто придет вслед за Хуаном Карлосом и его супругой? Не знаю. Наверное, придется жить вечно. Ивана сообщает, что вон в том гробу, на котором уже есть имя, тоже пока еще пусто. Оказывается, тело монарха должно двадцать лет покоиться в специальном помещении, которое находится здесь же рядышком, пока от короля останутся только косточки. Почему я так подробно обо всем этом рассказываю? А потому, что показать вам на фотографиях ничего не могу. Как муж ни старался, ни одной достойной фотографии пантеона не получилось. А еще говорят, что техника холодна и бездушна… Вздохнув с облегчение от пережитого апогея, выходим из пантеона и попадаем в помещение, где стоят гробы с костями принцев и принцесс, которые не стали королями и королевами. Они, оказывается, покоятся в своем пантеоне. Поторопились мы, однако, со вздохом облегчения. А дальше, в еще одном пантеоне, который очень напоминает многоярусный именинный торт, устроились на вечный покой инфанты, умершие в младенчестве. «Начинка» есть только в верхнем и частично в среднем ярусе. Пустых ячеек еще много. Вот и прекрасно! Пусть и дальше пустуют! Храни, Господь, наших детей! Пусть все они переживут своих родителей! И тех, что покоятся в золоченом гробу королевского пантеона, и тех, что лежат под покосившимся крестом на простом деревенском погосте. В награду за пережитые эмоции, из пантеона мы попадаем в светлый зал с расписанными потолками. Любуемся всей этой красотой и идем в базилику, вдоль боковых стен которой расположены сорок три алтаря с живописью. Своды купола украшены фресками, над которыми трудились великие художники: Тициан, Эль Греко и Тибальди. А вот и алтарь, и те самые две двери с обеих сторон алтаря… По дороге в библиотеку, в одном из залов на выложенном терракотовой плиткой полу видим полосу синего цвета. На ней какие-то странные изображения, напоминающие знаки зодиака. «Да так оно есть, - подтверждает наше предположение Ивана, - солнечный луч, проходивший через окно, пересекал эту линию в определенном месте. По этому месту и определяли, в каком знаке в данный момент находится солнце». Жаль, что сегодня «дневное светило» прячется за тучами, и мы не можем проверить точность «прибора». Зато полюбоваться распятием в исполнении Бенвенуто Челлине нам ничто не мешает. Изящная беломраморная фигура Христа, удивительно спокойное лицо Спасителя, исполнившего свой долг перед Отцом своим и перед человечеством. Наконец-то достигаем зала, в котором находится вторая после Ватикана библиотека: 40 тысяч томов и манускриптов! Помещение откровенно огромное. Тома стоят обрезами наружу, чтобы «дышали». А взять книгу для исследовательской работы можно только по особому разрешению высокого начальства. Несколько манускриптов выставлено в стендах за стеклом. Самому юному более шестисот лет. Внимательно рассматриваем потолок: богини арифметики, истории, географии и философии проплывают перед нашими взорами, приглашая нас в свои владения, именуемые царством знаний. Долго стою, запрокинув голову и мысленно переговариваясь с богинями. Вдруг, чувствую прикосновение чьей-то руки к своему плечу: «Замечталась? Идем, автобус ждет», - говорит муж и показывает на опустевший зал библиотеки. «Сегодня не судьба», - извиняюсь я перед богинями, и мы садимся в автобус. Спускаемся к Мадриду той самой дорогой, которая идет мимо Долины Павших – еще одного мавзолея, но несколько иного толка. Сто пятидесятиметровый крест возвышается над горой, а у подножия трехсотметровая базилика, вмурованная задней стеной в гору. В базилике покоится прах еще одного испанского владыки – диктатора Франциско Франко. Гид рассказывает нам о том, что в тридцатые годы прошлого столетия в Испании было неспокойно. Социалистическая и гражданская партии организовали путч и свергли монархию. Король покинул страну и Испания объявила себя республикой. Начались реформы, которыми далеко не все были довольны, это и послужило причиной гражданской войны. А тем временем крепнет фашистское движение и антидемократическая партия, во главе которой стоит генерал Франко. Волна политических убийств обостряет положение в стране, Франко пользуется моментом: имея в своих руках армию, скидывает народное правительство, запрещает всяческие партии, жестоко подавляет любую оппозицию и этим прекращает трехлетнюю гражданскую войну. Цена восстановленному миру - более чем 350 000 арестованных и высланных из страны. Вот им то и возвел диктатор базилику и крест в Долине Павших. Лицемерно, конечно, но…владыки могут себе и это позволить. Кстати сказать, сторонники Франко не перевелись и по сей день. Ежегодно, 11 ноября, в день смерти диктатора устраивают неофашисты в Долине Павших свои парады. Хотя вряд ли сам Франко был бы этому рад. Ведь к концу своей жизни он и сам понял, что путь изоляции ошибочен, и предложил восстановить монархию после своей смерти. Он благословил в 1969 году Хуана Карлоса де Бурбона на королевский престол, объявив его законным наследником. Так что, да здравствует король!
albatros57: 7. Ave Maria (Справка: латинское слово ave означает «здравствуй!» или «прощай!») Из Мадрида путь наш лежит в степенную арагонскую столицу Сарагоса, которая находится в точном центре нашего сегодняшнего путешествия обратно на побережье. Километры бегут, мелькает ландшафт за окном, а мы тихо дремлем под рассказ нашего гида, пытающегося подготовить нас к встрече с Сарагосой. Часам к четырем пополудни мы въезжаем в город, который, по словам гида, в старину называли белым, так как он окружен был стенами из белого мрамора. Куда исчезли стены, история умалчивает, а в городе сейчас преобладает цвет красного кирпича, из которого строили мавританские архитекторы. Мы подъезжаем к Эбре – единственной судоходной реке Испании и, когда оказываемся на мосту, муж прямо из автобуса делает первый снимок кафедрального собора Нуэстра Сеньора дель Пилар, ради которого мы и прибыли в Сарагосу. Роскошные барочные башни, купола и крыши видны отсюда в едином ансамбле, и было бы грешно пропустить столь подходящий момент для съемки. Принято в конце повествования благодарить всех, кто чем-либо помог или хотя бы не мешал творческому процессу. Поскольку я, как вы знаете, далека от канонов жанра и привыкла писать все, что взбредет в данный момент в голову, мне хочется вот прямо сейчас сказать спасибо своему мужу за то, что он снимает все, всегда и везде, где только за это злодеяние не отбирают фотоаппарат. Благодаря именно такой его позиции мне так легко сейчас описывать наше путешествие. Ну вот, пока я рассыпалась в благодарностях, наш автобус уже успел припарковаться на площади возле собора. Выходим. Что-то там гид говорила о том, что собор строили начиная с 17-го века и до недавних времен. А, по-моему, недавние времена еще не наступили, так как и сейчас одна сторона собора стоит в лесах, а в носу уже свербит от бетонной пыли. Хотя, возможно это уже обновляют то, что строили в 17-ом веке. Однако, пора рассказать историю собора. Все началось с того, что 2-го января 40-го года после Рождества Христова Апостолу Якову в этом месте явилась Святая Дева, стоящая на колонне. Колонна по-испански pilar. Улавливаете, какая связь? Так вот Дева явилась и исчезла, а колонна осталась. Вокруг нее построили часовню. Потом, в 8-ом веке небольшую церквушку, а в 12-ом солидную церковь в мавританско-готическом стиле. В 17-веке, когда почитание Девы Пилар достигло наивысшей точки, заложили вот эту базилику. Она правильной прямоугольной формы, выполнена полностью из кирпича, четыре башни высятся по сторонам, а между ними несколько куполов, покрытых цветной черепицей. Над всем этим доминирует главный купол собора. После миланского и толеданского собора внутренними размерами помещения нас сразить уже сложно, поэтому, зайдя в базилику, мы обращаем внимание на то, что в ней очень светло и как-то по-особому торжественно. Возможно это оттого, что колонны выполнены из белого мрамора, а стены облицованы камнем светлых нежных тонов. А, может быть, потому, что в капелле сейчас идет служба и церковный хор поет славу Пресвятой Деве. Стараясь быть незамеченными, проникаем в эту своеобразную церковь в церкви. Вот она, та самая святая колонна из редкой для Испании яшмы, а на ней маленькая скульптура Божьей Матери в ареоле солнечного сияния. Ave, Maria! Служба заканчивается, и мы еще некоторое время бродим по базилике, рассматриваем все три ее алтаря, богато украшенных литьем из бронзы и резьбой по дереву и камню. Запрокинув головы, любуемся фреской купола, написанной еще в 1773 году. На ней изображено пришествие Святой Девы. А вот и фрески Гойи. Свод Карето он расписывал будучи совсем молодым художником. Здесь еще ощущается барочное влияние. А свод сбоку от ризницы – это уже работа зрелого мастера. На фреске написана Дева Мария, парящая в окружении ангелов над святыми мучениками. Есть в соборе и еще одно сокровище: центральный заалтарный образ работы скульптора Дамиана Форменте, законченный им в 1515 году. Стоим перед алтарем, думаем и молимся каждый о своем и по-своему. После собора нам почему-то не хочется никаких больше достопримечательностей, и мы с мужем просто гуляем по городу. На площади натыкаемся на потрясающий фонтан (если это можно так назвать): по огромной наклонной плите сплошной пеленой стекает вода. Просто и оригинально. Против этой водной композиции лежит внушительных размеров каменный шар. Вероятно, что все это вместе взятое символизирует союз Земли и Воды. Почти все дома имеют колонны или арки: оно и понятно – спасение от жары. Затененные площадки, конечно же, не пустуют: там расположились магазинчики, кафе, сувенирные лавки. Самый распространенный сувенир Сарагосы, угадали, – Дева Пилар от крошечного размера статуэтки, помещающейся внутри авторучки, и до натурального. И даже на фантиках конфет изображена Пресвятая Дева. Вот это показалось мне уж чересчур. К площади примыкает пешеходная улица с магазинами дорогими и не очень. У входа в один из них сидит женщина и заунывно, но громко что-то повторяет. Похоже, что зазывает в магазин. Значит, мы туда не пойдем. У нас хроническое отторжение любой рекламы, выросшее из глубокого убеждения, что хорошее в расхваливании не нуждается. А плохое то нам зачем? Потом идем к Эбре. Река и в самом деле вполне полноводная и спокойная. Судов, правда, в данный момент не видно, но поверим нашему гиду на слово. Вдалеке виден довольно-таки интересный мост, похоже, что построен очень давно. Надо будет спросить у гида. За рекой – кварталы современных многоэтажек. Муж делает последние снимки, и мы садимся в автобус. Прощай, Сарагоса! Завтра нас ждет Монтсеррат. Утром, плотно позавтракав, снова отправляемся в путь. Ехать вроде бы и недалеко, каких-то шестьдесят-семьдесят километров, но высоко. Нужно подняться на 725 метров в горы. А ввиду того, что мы, находясь на побережье, начинаем почти с нуля, это будет и в прямом и переносном смысле круто. Однако сначала все идет очень даже спокойно, и мы наслаждаемся свежими утренними красками и почти равнинным ландшафтом. Через час пути где-то вдалеке справа и слева появляются горы, которые стремительно приближаются к нам. Вид они имеют совершенно необычный и недаром называются по-испански Mont serrat, что значит «распиленная гора». Муж тут же хватается за фотоаппарат, а мое плечо становится штативом, так как сижу я сегодня у окна. Впрочем, моему организму не привыкать: с моей головы или плеча что уж только не снималось. А посему, если, вдруг, мне разонравится то дело, которым я сейчас занимаюсь, пойду в ныряльщицы за жемчугом, ибо задерживать дыхание на неопределенное время, пока муж настраивается запечатлеть очередную роспись купола в очередном соборе или какой-то очаровательный пейзаж за окном, для меня плевое дело. А мы подобрались уже совсем близко к распиленной горе, которая тысячами своих пальцев упирается прямо в небо. И тут мы услышали тихие, но очень знакомые мелодию и ритм «Болеро» Равеля. Странно, почему шофер поставил эту музыку? А потому, что начинается подъем по серпантину во-о-он туда наверх. Сначала музыка льется спокойно. Дорога наша тоже идет спокойно. Единственное, что мы замечаем, что встречный транспорт куда-то исчез. По мере нарастания напряжения в музыке, растет беспокойство некоторых туристов. Многие уже отвернулись от окна и пытаются спать, есть, пить, читать или писать завещания и прощальные письма. Те же, кто к фобиям относится также как и я, с любопытством смотрят вниз и прикидывают, сколько минут может лететь предмет весом в наш автобус от данной точки и до полной его остановки в долине. Кто посообразительней, замечают, что полетное время предмета постепенно увеличивается. А «Болеро» уже набрало мощь. Мы тоже не отстаем и набираем высоту. Оркестр уже ревет, что есть мочи, визжит медь, во всю стараются ударные и на высшей точке, вдруг, все замирает. Автобус тоже. Публика аплодирует Равелю и своей смелости. Прибыли. Выходим, разминаем на площадке занемевшие от впечатлений конечности и, перегибаясь через парапет, смотрим вниз. А там по трем рельсам зубчатой железной дороги ползет вверх современный поезд с панорамным обзором и в ста метрах от нас на вокзале останавливается. Из поезда вываливает толпа паломников и идет в том же направлении, что и мы, то есть к монастырю и его собору. Вот тут и настало время рассказать о цели нашей сегодняшней поездки. Начиная с восьмого века в этом горном массиве, привлеченные его причудливыми формами и удивительным спокойствием, царящим вокруг, стали селиться отшельники. Прямо в горах они вырубали скиты и проводили в них свои дни, молясь и медитируя. Особенно популярен был скит Санта Мария, который и является основой нынешней базилики. Небольшая община скита, придерживающаяся устава Святого Бенедикта, принимала паломников и странников, которые и разносили по свету весть о чудесах, творимых каменной статуэткой Монсерратской Богоматери, найденной в здешних пещерах. В 12-ом веке на месте скита была сооружена часовня в романском стиле. Этим же временем датируется и появление деревянной скульптуры Божьей Матери, к которой шли больные люди, чтобы попросить ее об исцелении. В 13-ом веке монастырь Санта Мария становится самой авторитетной святыней Каталонии. Культ Монсерратской Богоматери достигает Центральной Европы и Нового Света. Монастырь растет, отделяется от прихода, становится самостоятельным и переживает разные времена от глубокого упадка, разорения и разграбления во время всех войн до небывалого расцвета в нынешние дни. Базилика, к которой мы уже подошли, построена на пожертвования паломников и прихожан во второй половине 16-го века на месте старой романской часовни. Фигура Святой Девы была перенесена сюда сразу же по окончании строительства. В конце 19-го века она была канонически коронована и провозглашена покровительницей Каталонии, а в середине 20-го – установлена на новом престоле. Передний фасад базилики не совсем обычен и очень красив. Над входами в центральный и боковые нефы рельефные тимпаны. Выше все выполнено в испанском стиле «неоплатереско», немного напоминающем барокко. Впечатляют скульптуры Апостолов, стоящих плотно друг к другу. Над ними розетка с витражными стеклами, выше часы, а еще выше крест. И никаких куполов. Внутреннее убранство церкви тоже отличается от тех, что мы привыкли обычно видеть. Фронтальная часть главного алтаря украшена замечательными эмалями. На них Тайная Вечеря, умножение хлебов и свадьба в Кане Галилейской. По краям фигуры ангелов с просфорой и кадилом. Эмали не старые, им всего 50 лет и выполнены тезкой монастыря – Монсеррат Майнар. Верхняя часть алтаря представляет собою огромный металлический венец со спускающимся из него на цепях распятием из слоновой кости. Весь ансамбль увенчан ярко расписанным балдахином. Это работа одного итальянского ювелира. Конечно, богатством базилика в значительной степени уступает собору в Толедо. Видимо, не смотря на то, что в состав экспедиции Колумба в качестве папского представителя входил и бывший отшельник монтсерратской обители, золото инков осело где-то в другом месте. Однако, здесь и без центнеров золота есть на что посмотреть. Так что продолжим экскурсию. По бокам центрального нефа стоят полихромные деревянные фигуры пророков. Проемы, ведущие к боковым нефам отделены от центрального изящными коваными решетками с воротами. Над левым нефом есть второй этаж с витиеватыми арками. Своды церкви имеют дополнительные круглые окна, потому вся церковь равномерно освещена. На решетках и вообще по всей базилике развешаны потрясающе красивые лампады тонкой ювелирной работы. Это традиция: так паломники, начиная со средних веков, выражали, и выражают по сей день свою признательность монтсерратской церкви. За решеткой в обоих нефах мы видим еще несколько алтарей и часовен. Свет льется через витражи с разными сюжетами. По правому нефу медленно движется поток людей. Нам объясняют, что это очередь тех, кто хочет увидеть статую Божьей Матери и помолиться ей. Деревянная фигура находится за алтарем на втором этаже и, стоя внизу, мы ее лишь едва различаем через проем арки. Гид сообщает, что в час дня в базилике будет петь старейший в мире хор мальчиков и отпускает нас до встречи в автобусе в свободное плавание. Выходим на улицу. На небе не облачка. На часах без четверти двенадцать. Есть время прогуляться по населенному пункту. Да, для многочисленных паломников и туристов здесь есть все: и большие, сверкающие чистотой бесплатные туалеты, и всяческие кафе и забегаловки, где можно и плотно поесть и выпить чашечку кофе с пирожным, и магазинчики, торгующие книгами,CD и сувенирами. В один такой заглядываем и мы. Хочется купить книгу о Монтсеррате. Осматриваем несколько полок: глаза разбегаются. Памятую о том, что снимать в базилике не рекомендуется, выбираем альбом с множеством качественных фотографий внутреннего убранства церкви. Потом заглядываем в отдел сувениров, и я вижу там сосуд для оливкового масла, с носиком и ручкой. Восклицая на манер знаменитого ослика «Мой любимый цвет! Мой любимый размер!», покупаем без рассуждений и возвращаемся к базилике. Становимся в хвост очереди, что приведет нас к Монтсерратской Богоматери. Очередь идет через всю площадь и теряется в боковом нефе. Люди стоят спокойно, если и переговариваются друг с другом, то шепотом. Перед нами супружеская пара англичан. Обоим за тридцать. На плечах у папы сынишка лет трех-четырех. Впереди у мамы животик на шесть-семь месяцев. Мальчик ведет себя очень солидно: тихо задает свои вопросы родителям, те по очереди ему на них отвечают. Ни капризов, ни повышенного голоса, ни замкнутого круга обычных детских желаний пить, есть, спать, писать и все сначала. Одно удовольствие наблюдать такую семейную идиллию. Мысленно я желаю этой мамочке благополучно доносить и вовремя разрешиться от бремени, а также здоровья им всем четверым. Рядом с нами замечаю жгучего брюнета в черной тройке, белой рубашке, при галстуке. На туфлях ни пылинки. Руки молитвенно сложены впереди, лицо задумчивое. Он уже молится. Украдкой рассматриваю стоящих в очереди: все такие. Значит правильно мое заключение, что неверующих людей не бывает. Предки наши поклонялись целому сонму языческих богов, а некоторые народы и по сей день шаманят. Индусы верят в реинкарнацию, мусульмане по нескольку раз в день падают ниц перед аллахом. Христиане молятся Богу Яхве, а в Советском Союзе семьдесят лет молились на коммунистическую партию. У кого-то в красном углу висят лики святых и стоят зажженные свечи, а где-то в красном уголке висела четвероликая икона Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина. Потом вместо этого поставили бюст Ленина и повесили на стены портреты всех членов Центрального Комитета и «лично товарища Брежнева». Кто верит в любовь, а кто в деньги. Кто верит в цель жизни, а кто в фортуну. Перечислять можно до бесконечности. Видимо, это заложено в самой человеческой природе – в кого-то или во что-то верить. Я тоже верю. Верю в ту высшую силу, которая управляет нашим миром. Я нутром чую, что она существует. Много раз, когда мне было туго, я обращалась к этой силе и отказа в помощи пока не имела. Я не знаю, как в действительности она называется, и, чтобы не изобретать велосипед, называю ее, как и все – Богом. У меня нет специально отведенных для молитвы часов. Я молюсь ему тогда, когда душа этого просит и везде, где случится: в трамвае, в автобусе, на органном концерте в храме, сидя за компьютером и лежа в постели. Каких-то специальных молитв я тоже не знаю и разговариваю с Богом теми словами, которые в определенный момент приходят мне в голову. При всем при этом я уверена, что для меня это правильно, будь это не так, Бог лишил бы меня в трудную минуту жизни своей опеки. За размышлениями я и не заметила, как мы оказались в боковом нефе. Теперь мы можем видеть вблизи все те алтари, часовни, лампады и витражи, которые рассматривали через решетку. Вот алтарь Святого Жузепе Калсассана, выполненный соратником и последователем Гауди. В декоративных элементах прослеживается влияние великого архитектора. А вверху одной из часовен витраж со сценой посещения Марией беременной Елизаветы. На стене бокового предела висит «Молодой Св. Бенедикт» кисти другого тезки монастыря Монсеррат Гудиол. А вот уже и мраморная лестница, ведущая в заалтарную часовню и алебастровые «Ангельские ворота», названные так по многочисленным барельефным фигурам ангелов. Вдоль всей лестницы – мозаики, изображающие святых матерей и святых непорочных дев. Мы поднимаемся все выше и выше по ступеням. Вот и часовня. Во всем убранстве ее тоже чувствуется рука Гауди. Он руководил работами по ее сооружению. Вот уже виден престол Монтсерратской Богоматери, сделанный в виде триптиха. По бокам рельефы со сценами Рождества и Посещения Марией Елизаветы, а в центре фигура святой Девы, с сидящим на коленях Иисусом. Жители Каталонии фамильярно называют ее Смуглянкой, т.к. лик ее, видимо, из-за медленного окисления лака и под воздействием времени и чада от свеч и лампад приобрел черную окраску. А может быть, художник сделал это намеренно: прочитав «Песнь песней», воплотил в скульптуре ветхозаветный образ «невесты», которая «смугла и красива». На Богоматери позолоченные туника и мантия. Иисус в левой руке держит сосновую шишку, а правой благословляет человечество. Вся фигура находится за бронированным стеклом и лишь для правой руки Богоматери, держащей шар, прорезано круглое отверстие. Стоящие перед нами подходят к Святой Деве, целуют ее руку, шепчут свою молитву. Я тоже подхожу. Прикасаюсь пальцами к ее руке: Ave, Maria! Мы возвращаемся в центральный неф, как раз к тому времени, когда священник произносит последние слова своей проповеди и хор мальчиков начинает петь гимны Богоматери. Ангельски чистые дисканты взвиваются под своды собора. В зале негде упасть яблоку, однако тишина стоит гробовая. Кто-то нечаянно зашуршал бумажной упаковкой. Тут же десять человек испепелили нарушителя тишины взглядом. Хор существует с конца 12-го века. Пятьдесят мальчиков живут в монастыре и получают прекрасное музыкальное образование. Кроме вокала они изучают сольфеджио, полифонию, композицию, учатся игре на музыкальных инструментах. Лишь пять раз в году выезжает хор из Монтсеррата на гастрольные концерты. Так что для нас это уникальная возможность послушать их пение. Что мы и делаем. Закончив петь, мальчики уходят. Толпа тоже постепенно рассасывается. В соборе остаются только те, кто еще продолжает молиться и две-три группы пяти - шестилетних детей. По каталонскому обычаю каждый католик должен хотя бы раз в году совершить паломничество в Монтсеррат. Дети не исключение. Их привозят сюда организованными группами. У каждого ребенка оранжевая шапочка с его именем. Ходят, держась за веревочку, воспитателя слушают беспрекословно. Для них в соборе специальное место прямо перед алтарем. Садятся прямо на пол и спокойно слушают мессу. Из собора по правилам безопасности их уводят последними. Наконец-то, я тоже могу посидеть. Нахожу подходящее место. Рядом со мной сидят четверо мужчин-испанцев и монотонно и ритмично молятся вполголоса. Через некоторое время в нефе появляется большая группа подростков. Они садятся и тоже дружно и ритмично начинают читать молитву. Никто не обращает на это никакого внимания. Здесь это обычное явление. Помолюсь и я: «Пошли, Господь здоровье и счастье всем моим родным и близким».
ommaolga: albatros57 Значит ты помолилась и за меня. Это сколько же надо знать и какой памятью обладать, чтобы так писать.Спасибо тебе и Богу, что он дал тебе такой талант писательницы. ommaolga.
albatros57: 8. Вместе весело шагать… Вечером шестого дня нашего путешествия гид объявляет нам, что завтра у нас, наконец-то, выходной от экскурсий день. И тут же рассказывает, что мы можем предпринять. Во-первых, в часе езды Барселона, кому не хватило впечатлений от нее, может пополнить; во-вторых, за Барселоной расположен старинный город Таррагона; в-третьих, севернее нашего городка находится Жирона, там тоже много чего интересного; и, в-четвертых, море и пляж через дорогу, можно денек и на солнышке поваляться. Ох, и не люблю я этого состояния витязя на распутье, когда направо пойдешь – Таррагону пропустишь, налево – Жирону не увидишь. Хорошо хоть третий и четвертый варианты отпали сами собой: лежать весь день на солнце мы не любим, и в Барселону тоже больше пока не тянет. Ладно: утро вечера мудренее. За завтраком подходит к нам одна из наших и спрашивает: «Вы остаетесь или куда-нибудь едете?» Мы отвечаем, что куда-нибудь едем, но пока не решили куда. Она говорит, что поехала бы в Жирону, но, не зная ни языка, ни города, одна боится. Ну, поскольку по-испански я знаю целых два слова, а всякий новый географический объект рождает в нас вместо страха патологический интерес, мы тут же решаем ехать в Жирону. Женщина, а ее как выяснилось, зовут Ларисой, просто счастлива, что нашла столь смелых попутчиков, и через час мы уже шагаем на вокзал. По дороге встречаем Дину, самую молодую нашу туристку, прилетевшую из Барнаула. «А вы, случайно, не в Жирону едете?» - спрашивает нас девушка. «Совершенно случайно в Жирону», – отвечаем мы дружно. «А мне можно с вами?» - интересуется Дина. «Разумеется. Вместе ж веселее», - говорим мы и вчетвером подходим к билетной кассе. Покупаем билеты туда и обратно. Пять пятьдесят. Да это сплошная скидка! В Германии за эти деньги и полчаса не проедешь, а нам только до Жироны час езды, и обратно, понятное дело, столько же. В Германии есть, конечно, пара дешевых вариантов, но оба они касаются поездок семьей или группой в пять человек. А для одного – все очень дорого. Топчемся на вокзале в ожидании поезда. На часах десять, но уже жарко. Тем, кто решил этот день провести на море, явно повезло. Минут через двадцать подходит поезд. Входим, располагаемся. Мягкие сиденья, кондиционер, бегущая строка на световом табло регулярно показывает название следующей станции, сегодняшнюю дату и температуру воздуха «за бортом». Приятно чувствовать себя информированным человеком. Едем, болтаем, знакомимся поближе. Лариса, прекрасно сохранившаяся женщина 59-ти лет, оказывается, живет вместе со своим мужем в Вестфалии, недалеко от Рейна. Муж путешествиям в дальние страны предпочитает рыбалку. Дина, ей 26, работает в Барнауле экономистом. В Германии живет ее дядя, к которому она и прилетела. В прошлом году она уже путешествовала из Германии в Италию, теперь пришел черед посетить Испанию. Мы интересуемся нынешним уровнем жизни в Сибири. Дина говорит, что ее зарплата вполне позволяет ей провести свой отпуск там, где хочется. За разговорами время пролетело незаметно и вот мы уже выходим на вокзал Жироны. Светло, просторно, современно, вот только информационного бюро с картой города нигде не видно. Придется воспользоваться той малюсенькой, что есть в нашем путеводителе. Муж, всю свою молодость занимавшийся ориентированием и набегавший в Латвии по карте ни одну сотню километров, смело берет инициативу и путеводитель в свои руки. Мы еле успеваем за ним. Через несколько минут мы уже стоим у реки, которая, судя по карте, называется Оньяр. М-да, эта явно мелковата для судоходства и поросла осокой. Зато рыбы то, рыбы! Косяками ходит! И каждая по полметра! На мосту стоит паровозик на резиновом ходу. Перед поездкой бывалые люди нам сказали, что на этом паровозике можно объехать всю историческую часть города. Было бы неплохо, а то уж очень сегодня припекает. На столбе находим расписание, которое гласит, что экскурсии совершаются один раз в час и длятся сорок минут. Но возле паровоза ни души, и водителя тоже не видно. В трех метрах отсюда крошечный магазинчик с прохладительными напитками, наверняка он сидит там, отдыхает и ждет туристов. Заходим в магазин. Приветливая испанка любезно объясняет нам на смеси немецкого с английским, что первый рейс будет после сиесты. «А когда закончится сиеста?» - интересуемся мы. «Маньяна…», - отвечает она по-испански. Это третье слово, которое я здесь так часто слышала, что выучила наизусть. «Как получится, когда придется» означает оно. Понимая полную бесперспективность ожидания, мы решаем идти пешком. Тем более что муж утверждает, что это совсем недалеко. И мы снова двигаемся за впередсмотрящим. Сначала он выводит нас на пешеходную улицу, которая есть абсолютно в каждом испанском городе, и называется какой-нибудь рамблой. Эта – Рамбла де ла Либертат. Ну, рамбла и рамбла, не хуже и не лучше виденных уже нами рамбл. К счастью, не такая длинная, как, например, в Барселоне, поэтому через двести-триста метров мы уже оказываемся в каком-то интересном квартале, полностью состоящем из узеньких улочек и бесконечных ступенек вверх и вниз. Суем нос в справочник: оказывается, это еврейский квартал. Построен еще в Средневековье. Именно в то время в Жироне массово жили евреи. Была и синагога. Собственно говоря, ее здание есть и теперь, только там находится музей истории евреев. А самих евреев, после их изгнания в 1942-ом году, в городе осталось совсем мало. Уже при нынешнем короле Испания приняла закон о приеме в страну тех из них, которые смогут доказать испанское происхождение их предков. И вот однажды в посольство Испании какой-то страны пришла женщина, утверждающая, что ее прапрародители когда-то жили на Пиренейском полуострове. Никаких подтверждающих документов у нее не было. Однако был трехсотлетней давности ключ от квартиры в таком же вот квартале какого-то испанского города. Посольство разрешило женщине приехать в этот город. Власти сопроводили ее по указанному адресу, и в их присутствии женщина открыла своим ключом двери квартиры, в которой из-за ее плачевного состояния уже много лет никто не жил. Может, именно поэтому и замок не поменяли. Ну, а женщине разрешено было вернуться на родину предков. В еврейском квартале Жироны все двери выходят прямо на улочки или на ступеньки. Мы шутим, спрашивая у Ларисы, не прихватила ли она какой-нибудь старинный ключик, доказывающий испанское происхождение ее предков. Но подходящего ключа не оказывается, и мы весело шагаем дальше. А вот на вершине холма и собор – главная, судя по всему, достопримечательность Жироны. В путеводителе стоит, что строили его с 11-го и по 18-ый век, потому он частично романский, а частично в стиле Готики. Вид у него, действительно, немного странный. Видимо потому, что башня только одна, да и та не в центре здания. Мы хотим войти в него, но прямо в дверях центрального входа стоят какие-то двое в черной форме и никого не пускают. Замечаем еще один вход и идем к нему. Но там музей и с нас за посещение хотят взять по шесть евро за каждого. Мы пожимает плечами, и решаем в музей не ходить. После постройки собора на вершине холма осталось совсем немного места, потому соборная площадь невелика и вся огорожена парапетом, чтобы никто нечаянно не свалился. Вниз идет довольно-таки крутая лестница, заканчивающаяся еще одной маленькой площадью, со всех сторон зажатой домами. Ввиду того, что мы пришли сюда с правой стороны, теперь мы решаем идти налево, и приходим в арабские бани. Билет стоит копейки. В придачу к нему выдают буклет на немецком, по нашей просьбе, языке. Читаем: «12-ый век: несмотря на различные арабские влияния, бани построены все-таки в романском стиле и по образцу древних римских терм». Круто! Так арабские они или не арабские? Вы что-нибудь поняли? Я нет. Пойдем внутрь и посмотрим. В центре первого помещения странный бассейн о восьми колоннах. Щупаем воду. Холодная. Сегодня это приятно освежает. По всей окружности стены – углубления, оформленные арками. Что бы это могло быть? Ой, в буклете есть схема. Сравниваем с действительностью. Оказывается, это раздевалка. А почему бы и нет? В углубление запросто можно сесть как на лавочку и снять с себя все лишнее. Но мы сейчас делать этого не будем: нас не поймут. Идем дальше, поглядывая на схему. Уууу, как красиво! Двойная арка. Это отделение с холодной водой – стоит в схеме. А где вода? Далее следует коридор с теплым паром. Вон там отверстия, через которые под полом много веков назад шел пар и нагревал все это помещение. Затем мы попадаем в отделение с горячей водой. Глупо второй раз задавать вопрос о ее присутствии. Да, и зачем она нам сегодня горячая? А вот и котельная. До сегодняшних дней от нее сохранился только очаг. Самого котла уже нет. Интересно, а он был тоже из камня? «Неплохо жили и римляне и арабы», - заключаем мы и освеженные прохладой бань выходим на улицу. Вот где сегодня настоящая баня! Снова поднимаемся вверх по ступеням, но уже с другой стороны собора. И оказываемся в тенистом уютном внутреннем дворике. Благоухающая зелень, питьевая вода течет из специально оборудованного источника. И присесть можно, чтобы ноги отдохнули. Набираем в бутылки воду, садимся на лавочку, оглядываемся по сторонам и видим переход к смотровой площадке. Вот сейчас отдышимся, заберемся на самую высокую точку Жироны и посмотрим оттуда на город. Переход довольно-таки длинный, несколько сот метров и представляет собою высокую и широкую стену, по ребру которой могут свободно разойтись два человека. Мы ее тут же окрестили китайской. Тени, конечно, на стене никакой. Нечему там тень отбрасывать. Идем, загораем. Впереди уже маячит цилиндрическая башенка. Значит, к смотровой площадке ведет винтовая лестница. Ладно, заберемся, не впервые. Париж мы видели с высоты Монмартра и Эйфелевой башни, Венецию с высоты колокольни Святого Марка, Вену разглядывали с холмов Шёнбруна, с Монжуика совсем недавно любовались Барселоной. Посмотрим сейчас и на Жирону. Еще одна передышка и сто двадцать ступенек позади. Вид внизу великолепный: холмы, на сколько хватает глаза. На одном из них собор, откуда мы только что пришли, на другом новые районы. С третьей стороны оазис: кипарисы, агавы, оливковые деревья. С четвертой виднеются Пиренеи. Спускаемся с башни, а потом и постепенно с того холма, на котором она расположена. Снова бесконечные ступени и узкие улочки. Это тоже исторический квартал. С интересом разглядываем старинные дома и, вдруг, все дружно столбенеем перед непонятным памятником из какого-то слегка позеленевшего металла. Изможденная скорбно изогнувшаяся фигура. В правой руке какой-то предмет. В путеводителе об этом ни слова. «Это памятник евреям», – мгновенно решает Лариса. «А в руке у него что?» - спрашиваем мы. «Видимо какое-то орудие пытки», - отвечает Лариса. Я пытаюсь прочитать, что же написано на памятнике. Речь там явно идет о 12-ом веке и о соборе. И какое-то имя в придачу. Может быть, это архитектор, который проектировал собор. Ну, конечно же! Вот и чертежи, над которыми он склонился. А в правой руке-то – циркуль! А если не полениться и посмотреть прямо на памятник, то в том месте, где у нормального человека находится грудная клетка, увидишь крест и фасад собора. Тайна памятника разгадана. Мы радуемся открытию, и Дина фотографирует принимавших особо активное участие в «исследовательской работе» возле него. Муж, химик по образованию, фамильярно хлопает архитектора по плечу и говорит: «Бронза. Сплав олова и меди». «Цветной металл?» - спрашивает Дина. «Цветной», - подтверждает ее догадку муж. «Надо же и никто его отсюда не утащил» - удивляется Дина. Мы недоуменно смотрим на нее. «На заре последних революционных преобразований в России, - рассказывает Дина, - за килограмм цветного металла можно было получить хорошие деньги. Вот наши предприимчивые мужички и растащили все памятники по приемным пунктам. Да что памятники!? В деревне сын одного нашего знакомого все алюминиевые ложки-вилки из дома в город отвез и сдал. За вырученные деньги купил на базаре у бабки банку клубничного варенья, привез ее домой, открыл, а есть нечем. Да что там далеко ходить, прямо в нашем двухквартирном доме приключение было. Приходим как-то вечером домой – телефон не работает. Отец решил, что крысы кабель перегрызли, и полез на чердак. А там кабеля и вовсе нет. Смекнул отец, в чем дело, пошел к соседскому подростку и говорит: «Если через полчаса телефон не заработает, вызову милицию». Минут через двадцать принес пацан кабель. Сказал, что в кустах за домом нашел». Посмеялись мы над рассказом Дины и пошли дальше. Желудок напомнил нам о том, что на часах уже четыре, а ели мы в последний раз в восемь утра. Однако сидеть в кафе в такую жару желающих не нашлось. Дина с Ларисой заскочили в овощную лавку и купили фруктов. Муж, любитель мороженого, пошел к соответствующему лотку, а я, учуяв соблазнительные запахи, зашла в булочную. Однажды, будучи на юге Италии, ели мы очень вкусную булку. Потом такую же купили в итальянской булочной в Швейцарии. Может и здесь мне улыбнется удача? Захожу, осматриваюсь и замечаю искомое. Показываю пальцем, расплачиваюсь, выхожу из булочной и тут же отламываю от булки огромный кусок. Вкуснотища! Идем дальше в поисках источника воды: дамы хотят вымыть фрукты. Снова попадаем в какой-то внутренний дворик. Деревья, цветы, вода и тень. Сидим на лавочке, болтаем, угощаем друг-друга. На земле под кустом вытянувшись во всю длину спит черный кот. Даже этого любителя тепла сегодня в тенек потянуло. Припомнилась мне в связи с этим одна история, происшедшая с нашей Катюшкой. Это кошка, а не одна из дочерей. Их зовут по-другому. Так вот, в Латвии был у нас дом, а в доме камин. И жила у нас трехцветная длинношерстная молоденькая кошечка. Зима в том году выдалась очень холодная, и камин приходилось топить почти каждый день. Мы с мужем работали, дети учились в школе, то есть весь день дома никого не было, и тот, кто приходил первым, приносил из подвала дрова и лучинки и растапливал камин. Первой в тот день была я. Не откладывая дело в долгий ящик, я скинула с себя шубу и привычно разложила в очаге топливо. Подожгла кусок бересты и поднесла его к лучинкам. Струйка дыма потянулась вверх. Вдруг из трубы и прямо к моим ногам выскочило нечто черное и живое. «Черт!» - мелькнуло у меня в голове, и я истово перекрестилась: «Сгинь, нечистая!» А чертенок «замяукал…, как голодный котенок» и ласково потерся об мои светло-серые брюки. Теперь нечистыми были мы обе. Взяла я Катюшку и отнесла ее на вытянутых руках в ванную. Поставила на газ ведерную кастрюлю с водой и пошла переодеваться. Тут пришла из школы старшая, да и вода подоспела. Стали мы нашего трубочиста отмывать кошачьим шампунем. Кое-как за три захода добились, чтобы светлые пятна на ее черно-бело-рыжей шерстке проступили. Вытерли мы кошечку, сколько могли, положили перед камином толстую тряпку и посадили ее на нее. Пришел с работы муж и, увидев вылизывающуюся без передышки мокрую кошку и услышав историю, посветил фонариком из камина вверх и сказал: «Все понятно. Там есть выступ, направляющий дым в трубу. Бедняжка просто искала теплое место, а там кирпичи еще со вчерашнего дня не остыли». «А где сейчас живет ваша кошка?» - спросила Дина. «Да все там же, вместе со старшей дочерью и ее семьей», - ответили мы и, поднявшись со скамеечки, пошли в сторону вокзала. На Рамбле заметили три термометра, установленные метров через пятьдесят друг от друга. «Смотрите, всего-то 25,6 градуса. А кажется значительно теплее», - сказала Лариса, показывая на первый прибор. «А на этом 29,5», - удивилась Дина. На третьем табло горела цифра 30,9. Мы решили, что истина должна быть где-то посередине. Однако тоже ошиблись. Когда сели в поезд и посмотрели на бегущую строку, то увидели, что температура воздуха на улице в этот момент была равна 34-ем градусам. А ведь еще вчера синоптики обещали всего 23. Опять не угадали…
albatros57: 9. Я его слепила из того, что было… Вы заметили, что все предыдущие главы имеют, так сказать, музыкальные названия? То строчка из какой-нибудь популярной песенки, то что-то посерьезнее. Причем, все названия рождались как-то сами собой, без напряга. С предстоящей главой, однако, возникли большие проблемы. Написать я собираюсь о Театре-музее Сальвадора Дали, который находится в Фигуересе. Поначалу почему-то кроме «Там, (в)дали за рекой зажигались огни…» в голову вообще ничего не приходило. Я даже в карту заглянула, есть ли там поблизости река? Нет, реки не оказалось. Впрочем, и огней я что-то тоже не припомню. Так что, несмотря на то, что в строчке есть даже как бы «ключевое слово», в качестве названия главы функционировать она не может. Пока я писала предыдущие восемь глав, отсутствие названия к девятой меня как-то не особенно волновало. Я свято верила, что все придет в свое время. После того, как в восьмой главе было поставлено последнее многоточие, мной овладело беспокойство, и я стала припоминать, как же выглядел этот самый Театр-музей. Открыла фотографии и на первом же снимке увидела огромные куриные яйца по верхнему периметру здания музея. Башню тоже венчают яйца. Тема яиц неоднократно встречается и в самом музее. К тому же вспомнилось мне, что гид рассказывала нам о том, что Дали, вообще, к яйцам относился очень уважительно и даже считал, что они с Галой – дети Юпитера и Леды и вышли из яйца. Стала я разыскивать в своей памяти строчку из песни, в которой бы фигурировали яйца. Ничего не вспомнила. Ладно, думаю, нет яиц, так может хоть про курей что-то вспомню. Опять пролет. Кроме «цып-цып, мои цыплятки, цып-цып-цып, мои касатки» ничего. Но даже если представить, что художник вместе со своей супругой вышли из яйца, то все равно сомнительно, что вылупились они в виде цыплят. Так что это тоже не подошло. Решила пойти другим путем и открыла в Интернете биографию Дали. Ну, вот: родился, ходил в начальную школу и художественную в Фигуересе. В 17 лет поступил в мадридскую школу живописи. Через пять лет был отчислен за эксцентричное поведение. Уехал в Париж. Знакомится с Пикассо, участвует в международных выставках, входит в круг авангардистов, среди которых и будущий знаменитый режиссер Бунюэль, с которым Дали пишет сценарий и ставит скандальный фильм «Андалузский пес». Не смотрели? И правильно сделали. Здоровье, психическое в том числе, нужно, как и честь, беречь смолоду. Дали, видимо, этого не знал и после демонстрации фильма впал в психическое расстройство, от которого излечила его встреча с будущей женой Галой. Вылупилась из яйца и стала Галой она, конечно, чуть позже, а на момент встречи, она была Еленой Дьяконовой и к тому же женой знаменитого поэта Поля Элюара и любовницей еще кого-то знаменитого. Но это уже мелочи жизни. Сами понимаете, «любовь нечаянно нагрянет…». «А, может, так назвать мне эту главу?» - подумала я, однако решила не делать скоропалительных выводов и, во-первых, дочитать до конца открытую на мониторе биографию, а, во-вторых, посмотреть все фотографии музея. Так, что же там было с Дали дальше? Ага, он к этому времени уже прошел школу академической живописи и кубизма и понял, что этим он себе имя не сделает. Собственное честолюбие и Гала, увидевшая в молодом художнике благодатный материал, направляют его скромный живописный дар в русло зарождающегося тогда сюрреализма. Правда, в стане сюрреалистов он пробыл недолго. Его бредовые политические высказывания и некритическое отношение к Гитлеру оказались несовместимыми с этим движением. Но это было уже неважно, ведь рядом с ним была его Гала, которая лепила из него модного художника. Она гнала его к мольберту, а он засыпал перед ним от скуки. Тогда, дав ему немного поспать, Гала резко будила Дали и заставляла его тут же изображать то, что он только что видел во сне. Дали и сам неоднократно подтверждал, что он просто фиксирует «…свои самые причудливые, самые мимолетные видения, все таинственное, непонятное, личное, единственное в своем роде, что только может прийти … в голову». В сороковом году Дали и Гала уехали в США. Там они тоже не сидели, сложа руки, а упрочивали уже сложившуюся репутацию эксцентричного гения. Ради славы и денег господин Dollars, как окрестили жадного Дали, работает как ювелир, дизайнер, фоторепортер, иллюстратор, оформитель витрин, делает декорации к фильму Хичкока, распространяет газету «Дали Ньюс». В сорок восьмом, когда мировая бойня поутихла, а слава Дали, наоборот, гремела по всему Новому Свету, они возвращаются в Испанию, чтобы завоевать Европу. Здесь Дали проповедует слияние метафизики и научных открытий с классической изобразительной формой, увлекается теорией катастроф, открывает музей собственной персоны, а потом и тот самый Театр-музей, в котором мы и побывали и фотографии которого я так и не досмотрела до конца. Кажется, теперь самое время этим заняться, тем более, что со смертью Галы «исчезает экстравагантный сюрреалист Дали» и заканчивается вся его творческая деятельность. Писать о том, как восьмидесятилетний старик доживал без своей жены, Музы, менеджера и продюсера в одном лице последние шесть лет, совсем не интересно. Отправимся лучше в Театр-музей. Итак, про яйца я уже вам рассказала. Однако это не все, что есть на здании. Между яйцами стоят на постаментах фигурки людей, размахивающих руками. Интенсивно-красные стены музея испещрены какими-то желтыми кучками, которые, якобы должны изображать местную крестьянскую булку. А некоторые знатоки искусства Дали интерпретируют эту стену как куриную кожу. Простите мне мое, испорченное детством в деревне, воображение, но при виде стены у меня возникли совершенно другие ассоциации. Тоже, кстати, связанные с домашними птицами… Ну, да Бог с ними с курами и с тем, что кроме яиц они еще производят. Посмотрите лучше наверх. Видите стеклянную решетчатую полусферу? Вот там и был когда-то городской театр, разрушенный во время гражданской войны, купленный Дали, переделанный им в свой музей и подаренный обратно городу. Давайте войдем. Чехов говорил, что театр начинается с вешалки. У Дали он начинается с партера. Только переступил через порог и тут же запнулся ногой о бампер старинного автомобиля. Но это все потому, что хочется смотреть не под ноги, а вверх, на крепкотелую зеленую даму, стоящую в обнаженном виде прямо на капоте. Это царица Эстер. На одной ее руке лежит роза, по другой – к яблоку ползет змея. На каждом плече сидит по высунувшейся из своего домика улитке. Полусферы ее верхних прелестей описывать не берусь, у женщин на это обычно не хватает средств художественной выразительности. Пусть это делают мужчины, а мы до хруста шейных позвонков задерем голову еще выше. Над головой царицы дно золотой лодки. Она только что взлетела прямо с воды, и с нее на тонких длинных ножках еще свешиваются темные капли. За лодкой колонна из автомобильных покрышек. Вы спросите, что все это значит? А что значит, например, горящая жирафа, висящая на нитке яичница или слоны на птичьих ногах, изображенные на картинах Дали? Художник откровенно заявлял: «…в момент работы над картинами я и сам не понимаю их смысла». А вы хотите, чтобы кто-нибудь вам его объяснил. Любопытно, что Дали не хотел, чтобы посетителей по музею водили экскурсоводы и как-то интерпретировали его искусство. Тайна должна оставаться тайной – это условие притягательности созданных им образов. И стоило только художнику дать ключик к разгадке этой тайны, как он тут же из модного гения превратился бы в повседневность. А за понятное всем деньги не платят. Ну, а поскольку мы деньги уже заплатили, будем, как говорят криминалисты, придерживаться первой версии, то есть просто ходить, смотреть и фиксировать в памяти все, что удастся. Вот, например, за зеленой царицей полукруглая стена уходит куда-то под небеса и уносит туда с собой целый отряд белых унитазов. На стене картина: некто наклонил к нам голый треснутый череп, а посередине туловища зияет тоннель. Написано столь живо, что вот кто-то уже пытается в этот тоннель войти, но ничего, кроме шишки на лбу у него из этого не получается. А вот в нишах стены оплетенной плющом стоят манекены и, судя по всему, делают зарядку. С другой стороны стены черепа доисторических животных, разверстые каменные пасти, и все это тоже утопает в зелени. Идем дальше и останавливаемся сраженные наповал совершенной реалистичностью и понятностью картины: обнаженная Гала уходящая вдаль. Прекрасная женская фигура, вид сзади. Муж тут же вскидывает фотоаппарат, чтобы сфотографировать картину, но тут же вздрагивает и подносит его к моему глазу. Я смотрю и тоже столбенею: на картине нет никакой Галы, там портрет Авраама Линкольна. Убираю фотоаппарат. А теперь Гала. Подношу к глазу: Линкольн. Оглядываюсь по сторонам. Большинство, имеющих фотоаппарат, тоже стоят перед картиной и манипулируют прибором. Здравый смысл подсказывает, что психические заболевания воздушно-капельным путем не передаются, однако все равно становится как-то не по себе. Тут мужа осеняет догадка: да это же стереоскопический эффект. Ну, слава Богу! Значит с головкой у нас все в порядке и можно идти дальше. Вот комната-лицо. Посередине ярко-красный диван в форме пухлого рта. Возле стены пара ноздрей-каминов. Переносицу и морщинку между глазами исполняют изящные каминные часы. Глаза – две картины. Напротив всего этого стоит огромный верблюд, некогда позировавший изготовителям коробки сигарет «Кэмел». К его брюху подвешен какой-то оптический прибор. Взбираемся по узеньким ступенькам между ногами «корабля пустыни», смотрим в трубку прибора, и картинка складывается: приятное женское лицо, обрамленное волосами-партьерами. Следующий зал большой и пустой, на потолке летящие за облака ноги. Это Зал Ветров, красуется на вывеске. Идем дальше. У Венеры Милосской из груди и живота выдвигаются ящики. В нише сидит древнегреческий Зевс, а над его головой в той же нише распростер свои щупальца спрут Полутемный зал, в стеклянном футляре стоит голая женщина. Очень похожа на живую: кожа, волосы и поза такая непринужденная. А, может, это какая-нибудь студентка здесь подрабатывает? В следующем зале кровать из борделя с фигурными ножками в виде какого-то морского чудовища. Рядом с кроватью позолоченный скелет доисторического человека с чем-то замысловатым во чреве. А неподалеку за стеклом предмет, которому мой мозг вообще не нашел ни с чем сравнения. Ну, раз стоит здесь, значит надо. На втором этаже господствует «каменный век»: на картинах в виде сочетания камней изображены люди и пейзажи. Это не Дали, а его друг Антони Пичот наваял. Но тоже сгодилось. В длинном и узком коридоре картины еще одного друга Дали Эвариста Вальеса. После всего только что увиденного, работы этого художника настолько понятны, что совершенно непонятно, почему они здесь находятся? Однако коль Дали решил, что они здесь нужны, задумываться над скрытым смыслом их присутствия мы не будем. Оставим все как есть, то есть без комментариев. А вот зал, в котором нет инсталляций. На стенах только картины Сальвадора Дали. Есть очень известные: «Атомная Леда» или «Галарина», где ему позирует его Гала. В той самой биографии, которую я нашла в Интернете, есть фраза, которая, на мой взгляд, объясняет жизненную и художественную концепцию Дали: «Гала для Дали не модель, это доминанта его творчества, моделирующая самого художника». Рядом висит мало кому известная картина «Хлебная корзинка». Говорят, что Дали очень любил ее и никогда с нею не расставался. Учитывая все окружение музея, эта картина поражает своей реалистической повседневностью: на краю деревенского стола стоит корзинка, а в ней отломанная половинка хлеба. Написана картина замечательно, но подобной живописью зарабатывали себе на жизнь голландские художники прошлых веков. К середине же двадцатого вкусы публики слишком уж изощрились. И не измени Дали вовремя своим классическим принципам, путь ему в историю искусства был бы навеки заказан. И не ходили бы мы сейчас по его музею. И не задавали бы себе вопроса: зачем все это здесь висит, стоит, лежит? Случайно все это, или каждая отдельная деталь имеет какое-то определенное значение в общей сюрреалистической картине музея? А, может, все эти экспонаты нужны для того, чтобы каждый посетитель нашел что-нибудь для своей души? Вот и я, несмотря на мое полное недоумение перед сюрреализмом, наткнулась, наконец, на близкое моему сердцу. Мы входим в комнату, которая называется Залом Шедевров. Это частная коллекция картин, собранных Сальвадором Дали: Фортунь, Уржель, Мейсонье, Дюшан, Бужеро и мой любимый Эль Греко. Какие учителя! Похоже, что мы обошли весь музей. Хотя, нет, мы не смогли найти крипту. А вот и наш гид. Сейчас спросим у нее. Только открываем рот, как она тут же берет нас за руку и ведет к месту захоронения Сальвадора Дали. Видимо, мы не единственные из нашей группы, кто самостоятельно не смог найти этот зал. Входим. Никого. Темно, подсвечены только висящая на стене доска с именем и годами жизни художника и ювелирные изделия в стеклянных футлярах. Гид рассказывает нам, что сперва Дали хотел, чтобы его похоронили рядом с женой в часовне замка Пуболь, но позже он изменил завещание, сказав, что часовня кажется ему слишком мрачной, а в музее именно та обстановка, которая и необходима его праху. Да он и умер здесь, в той самой башне с куриными яйцами наверху. Вот мы и вернулись к тому, с чего, вы помните, мы и начинали, а значит, пора уходить. Заглядываем в магазинчик, что в подвале музея. Ярко-красные губки-диванчик всех калибров, изогнутые под любым градусом керамические часы… Богатую идею подкинул Дали производителям сувениров. Но мы не нуждаемся в вещественном подкреплении впечатлений и уходим из магазина ни с чем. Выходим на улицу, однако Дали долго еще не отпускает нас: вот стоит тот автомобиль, на котором они ездили с Галой венчаться. А на лестнице фигура Исаака Ньютона с пустым торсом и столь же пустой головой. А вот и церковь Святого Петра, в которой Дали в 1904-ом году был крещен. Здесь же его в 89-ом и отпели. Аминь.
albatros57: 10. Прощай! Ничего не обещай… Вот и заканчивается наше путешествие по Испании и мои путевые заметки. Где-то во второй половине девятого дня мы загружаем свои вещи в багажное отделение садимся в автобус и отправляемся домой. Если вы думаете, что я стану снова описывать все, что мы видели за окном, то будете очень разочарованы. Ну, что могло там измениться за восемь дней? Да ничего. А потому, если вы подзабыли, как выглядела наша дорога, то откройте первую главу и читайте ее в обратном порядке. А я хочу коротенько написать совсем о другом. Как только мы покидаем Испанию, гид проходит по автобусу и раздает нам анкеты. Обычные вопросы: что понравилась?, что не понравилось в путешествии?, куда бы еще хотели поехать?, замечания, предложения, пожелания. На каждый ответ две-три строчки. Заполнили мы анкеты и отдали их гиду. Через сутки мы были уже дома. Через двое муж пошел на работу, а я села к компьютеру, чтобы описать нашу поездку. Сегодня, закончив последнюю главу, я поняла, что за время работы над заметками я совершила еще одно путешествие. Путешествие по впечатлениям, оставленным Испанией в моей душе. А значит, по традиции, пора снова заполнять анкету. Чем я сейчас и займусь. Итак, вопрос первый: что понравилось в путешествии? Ответ: читайте 2-9 главы. Вопрос второй: что не понравилось? Ответ: вещи, которые я все равно не в состоянии изменить, например, то, что некоторые наши туристы позволяли себе роскошь опаздывать к назначенному часу. Из-за этого, сами понимаете, сбивался график экскурсий, и мы где-то не успели побывать и что-то не успели посмотреть. А это, поверьте, обидно. Или, например, неуважение некоторых участников нашей поездки к работе экскурсовода и к себе подобным. Если ты и так уже все наизусть знаешь, и приехал только за тем, чтобы на все это посмотреть, то ходи спокойненько и смотри самостоятельно, но не мешай другим своей никчемной болтовней слушать рассказ гида. Можно перечислять и дальше, да смысла в этом нет. К тому же, как говорится в пословице: кто старое помянет, тому уже никакие очки не помогут. А мне еще много чего хочется увидеть. Вопрос третий: куда бы вы еще хотели поехать? Ответ: пока еще проще перечислить, куда бы мы не хотели? Туда, где уже побывали. Да и то вовсе не потому, что нам там не понравилось. Просто жизнь не столь длинна, как было бы желательно. К тому же путешествовать мы начали поздновато. Слово «замечание» не люблю с детства, потому что веет от него школьным дневником и Марь Петровной, еженедельно портившей мне его красной строчкой: «Опять подсказывала на уроке истории». К счастью, остальные учителя были более лояльными и не превращали страницы моего дневника в онегинские строфы. Прав был Карнеги сказавший, что даже самая дружелюбная критика никогда не приносит ожидаемого результата. Послушаем этого мудрого человека, и обойдемся на сей раз без замечаний. Предложение одно имеется: очень удобно слушать экскурсию через наушники. Гид, не надрывая голоса, говорит в микрофон, а туристы слышат только его, а не соседнего гида, говорящего более громко и на итальянском, например. Ну, и пожелания. Оригинальной я не буду, если пожелаю работникам туристического бюро, всем потенциальным туристам, а также всем близким и тех и других быть здоровыми настолько, чтобы организовывать поездки и участвовать в них. Плевать на оригинальность: будьте ВСЕ здоровы! И пусть каждое путешествие сделает всех нас хоть чуточку счастливее! Вот теперь все. Прощай, Испания! Хотелось бы когда-нибудь туда вернуться, но разве можно что-то наверняка обещать? «Маньяна», - говорят в таких случаях испанцы. Как получится… Июль 2007 года.
TinaL: Надо же: в этом же году и тоже юбилей,и тоже в Барселоне...Такие приятные воспоминания. А в замке Галы Вы были?
albatros57: Нет, в Пуболь мы так и не попали.
полная версия страницы